Око Тимура

Раничев с трудом поднял голову и осмотрелся. Вокруг, насколько хватало глаз, синело море. И слева, и справа, и спереди, и сзади – везде! А сам он, Иван, валялся на каких-то обломках, привязанный мокрым поясом, и отчаянно мерз – водичка-то была не теплой. Хорошо хоть – солнце. Однако ситуация… Так, сперва высушить одежду… Хорошо – обломки позволяют… А если притянуть к себе во-он те доски, так и вообще можно устроиться с максимальным комфортом. Положить на обломки мачты, словно настил плота, связать вантами… Ну не сиди сиднем, Иван Петрович, действуй! Что морщишься? Бок болит? Да-а, синячина изрядный – эко реем приложило. Но кажется, ребра не сломаны – уже хорошо. Но болит, черт…

Превзмогая боль в правом боку, Раничев подтянул плавающие рядом доски обломком рея и, поднатужившись, вытащил из воды. Привязал как мог, уселся рядом на мокрых обломках, ждал, пока солнце высушит настил. Хорошо было кругом, тихо, спокойно, благостно. Еще бы пива… Да, попить бы неплохо. Иван зачерпнул ладонями воду, прополоскал рот, выплюнул. Потрогал руками доски – а ничего, скоро и улечься можно будет. Отдохнуть малость да подумать о жизни – самое время… Перстень! Не потерялся ли в этакой суматохе? Иван схватился за бечевку на шее… нет, не потерялся, на месте. Ну вот еще одна хорошая новость! Если и дальше так пойдет – можно быть вполне счастливым. Сколько всего приятного вокруг – жив, солнышко, перстень не потерял, доски скоро высохнут. Совсем как в песне «Битлз» – «Хороший день, солнце светит»! Жаль вот, земли не видно, впрочем, это вовсе не значит, что ее вообще нет. Ведь есть же где-то, и не так далеко, может, даже и видна, скажем, с борта какого-нибудь судна. А судов здесь проходит множество, даже сейчас, зимою. Генуэзцы, венецианцы, сицилийцы, французы из Лангедока, арабы. Местные рыбаки уж всяко должны бы выйти половить рыбешки. Ой, лучше б не встречаться с ними, лучше б с христианами… Хотя – на каком языке с ними объясняться? Вряд ли они знают русский. Зато почти наверняка немного говорят по-арабски. Как он, Иван Петрович Раничев… тоже немного. А ну-ка, скажите-ка, уважаемый Иван Петрович, какую-нибудь заковыристую арабскую фразу, только не «моя твоя не понимай». Что, не можете? Так-то… А ведь учил же! И куда только все слова делись? Ну кое-как объясниться все-таки можно. Сказать, что из Кафы, с торгового судна. Плыл себе плыл, вышел на палубу подышать воздухом – подул ветер, и унесло в море. От судна остались одни обломки, вот они… Да, хорошо бы попались итальянцы, и лучше б из Генуи – тогда можно было бы сослаться на знакомых купцов – на того же синьора Винченцо Сальери, на Гвидо Ардженти, Луиджи Дженовезе, Томазо Чьекка. А корабль будет, обязательно будет, ведь не на Марсе же он, Иван Петрович, главное, приготовиться как следует к встрече, а то ведь и не заметят его, попробуй, заметь! Так и пройдут мимо. А чтоб не прошли, чтоб непременно заметили, нужно что-то придумать, выставить какой-нибудь знак. Жаль, плащик унесло ветром – пригодился бы. Оторвать рукав от кафтана? Лучше уж тогда – от рубахи. И вот на этот обломок… Привязать получше… вот так. Теперь поднять, закрепить вантами. Во! Теперь издалека видно. Дрейфующая станция «Северный полюс-2»… Ого! Кажется, подул ветерок. Жаль, не попутный… Хотя почему не попутный? Берег ведь на юге…Есть и на севере, но туда уж больно далеко плыть. Значит – на юг. А где юг? Солнце садится на западе… Во-он оно, сбоку… Только вот утро сейчас или вечер? Нет, солнышко-то явно поднимается, значит утро, вернее – день уже. Примерно в той стороне восток, значит там запад, а юг… юг – вот он, по правую руку. Поплевав, Раничев поднял вверх палец. Ветерок не совсем попутный, но все же лучше, чем ничего. Будет сносить к западу, ну и ладно, чего терять-то? Скинув кафтан, Иван пристроил его на обломке рея и, взглянув на творение своих рук, не смог удержаться от смеха – слишком уж получившееся нелепое сооружение напоминало обычное огородное пугало. Жаль, птиц нет… Впрочем, как это нет? А кто это только что с криком пронесся над головою? Выпавший из самолета летчик? Так нету здесь ни самолетов, ни летчиков. Значит – птицы, больше некому. А, во-он они, носятся над самой водой… Чайки… Значит, берег и в самом деле рядом. Кто бы сомневался? Интересно, плот – после сооружения настила Иван стал именовать обломки именно так – движется или стоит? Поди, определи тут. Следует надеяться, что движется, куда ж ему деться? Раз есть ветер и есть парус, сиречь – огородное пугало. Значит плывем! Поживем еще… Теперь еще бы поесть… А покурить, случайно, не хотите, уважаемый Иван Петрович? Вам чего, «Кэмел», «Честерфилд», «Мальборо»? А может, на «Беломор» согласитесь? Покурили бы? Ай-ай-ай, больше четырех лет не курили? Ну надо же, столько и не живут!