А потом и вовсе случилось странное. В тот самый момент, когда пришла портниха с платьями, и Лее пришлось примерять очередной наряд, она внезапно ощутила резкую боль. Такую сильную, как будто по груди ударили огненным бичом, и с такой яростью, что Лея почти захлебнулась воздухом и вскрикнула, едва не потеряв сознание.
Ей принесли воды и нюхательные соли, и леди Вальфред даже стукнула портниху веером, посчитав, что та слишком туго затянула корсет, или, может быть, случайно воткнула Лее булавку в бок.
Но эта боль была фантомной, потому что никаких ожогов на груди у неё не появилось. Вот только ощущения казались настолько реальными, что Лея даже губу прикусила. Её отвели и усадили на стул у окна, где она долго пыталась успокоить дыхание и собственные чувства, потому что сразу за болью пришло и нечто другое.
Понимание, чья эта боль. Что она принадлежит другому. Тому, с кем Лея связана. Дитамару Сколгару.
И она не понимала, почему так остро чувствует его вину и сожаление.
А перед сном Лея лежала в темноте, понимая, что ей нужно просто закрыть глаза и заснуть. И ей никак нельзя делать то, чего хочет её сердце. А сердце хотело снова открыть потайную дверь и впустить в свои фантазии злейшего врага. И она боролось с собой, как могла, но в итоге проиграла.
Потому что две прошлых ночи были самым лучшим из того, что вообще с ней произошло за последнее время. И как бы она ни боролась с собой, стоило закрыть глаза, как она ощущала тепло, и «решимость ненавидеть Дитамара Сколгара всеми силами, какие найдёт», утекала, как вода сквозь пальцы.
И она расцветала от этих слов, ощущая, что даже кожа горит там, где его пальцы ласкают её плечо. Но ведь это только кажется! Это всего лишь её воображение! Это не по-настоящему, а лишь потому, что она хочет это чувствовать! Она хочет, чтобы его пальцы дотронулись до её волос, и он начинает медленно перебирать локоны, а потом она хочет, чтобы они коснулись кожи, и вот он уже нежно ласкает её шею, ведёт ими вдоль позвоночника, медленно и так мучительно сладко… И хочется, чтобы этих прикосновений было ещё больше, и как только она думает об этом, его дыхание сразу же обжигает её губы…
Он играет с ней. Вот, в чём правда! Но почему тогда ей так хорошо?! Почему она соглашается на эту игру?! И как ей отказаться от этих ночей, полных безумных фантазий, нежности и страсти, которую она ощущает в этих фантомных прикосновениях и словах, что звучат в её собственной голове.
Она вздрогнула от прикосновения к своему локтю и поняла, что снова забылась, витая в воспоминаниях, и стоит, бессмысленно глядя сквозь щель на огромный зал, но не видит его. А между тем, гости уже встали у своих кресел, но не садились, потому что в зал как раз вошла королева.
Сегодня она была в красном.
И это даже не просто красный, этот цвет нельзя было описать словами. Словно закатное небо смешали со спелой вишней и растворили в рубиновом вине. Это был какой-то сочный ягодный цвет, в глубине которого тонул взгляд, и, когда королева направилась к своему креслу во главе стола, казалось, что со складок платья на пол начнёт капать кровь…
Кровь, растворённая в бархате.
На шее у Её величества было всё то же ожерелье с чёрными алмазами, а в высокой причёске — тиара с большим рубином. За королевой проследовала и её многочисленная свита и остановилась позади, но Лея никого не знала из придворных.
Потом началась церемония представления каких-то новых гостей и послов, и все кланялись и преподносили дары. И когда весь длинный церемониал был закончен, гости, наконец, расселись по местам и взялись за бокалы, предусмотрительно наполненные вином.
— Сейчас будет ваш выход, — торжественно произнесла леди Вальфред, — уже будьте добры, не опозорьтесь. Весь двор будет смотреть на вас.
Слуга распахнул дверь, оркестр заиграл торжественную мелодию, и девушки вышли в зал одна за другой, держась на расстоянии и ступая аккуратно с носка на пятку, чтобы шаг казался изящнее. Лея шла одной из последних. Специально постаралась занять место в самом хвосте вереницы, чтобы при рассадке за столом оказаться как можно дальше от королевы. Так, может быть, ей достанется меньше внимания.
Десятки, если не сотни глаз впились в них, и это внимание было похоже на осеннюю паутину, липнущую к коже, до того оно было неприятным. Всё прошло как в тумане: реверансы, какие-то слова, взмах королевской руки, и, наконец, им разрешили занять места за столом.
Леди Вальфред сегодня заставила девушек поесть перед этим обедом, чтобы будущие фаворитки могли посвятить время общению с гостями, а не своим тарелкам. А также предупредила, чтобы не налегали на вино, ведь тем, кто не умеет совмещать вино и изящную светскую беседу, не место за королевским столом.