Око за око

Этот закон настолько оригинален, что некоторые ученые полагали, будто он относится только к чужеземным рабам, которые ищут убежища в Израиле. Однако закон не говорит об этом. Но даже если это так, закон останется уникальным и демонстрирует, что Израиль был привлекательным сообществом для раба, ищущего в нем убежища. Если же, с другой стороны, этот закон об убежище относился к рабам в Израиле, которые убежали от своих жестоких хозяев, тогда он представляет радикальный подрыв самого института рабства. В израильском праве рабство не является неприкасаемым. Подобный закон, по всей видимости, предполагает, что беглые рабы будут исключением, а не правилом. Это еще более явно свидетельствует, что обычно рабство в Израиле не было тягостным и жестоким, если на практике соблюдался дух законов о рабах из Исхода и Второзакония.

3. Сотворенное равенство рабов. В–третьих, следует сказать, что рабство в Ветхом Завете не является неприкасаемым. Из этой ремарки следует, что оно никогда не рассматривалось как естественный порядок. Другими словами, оно не считалось божественно установленной частью самого творения, как будто раб и свободный находились на разных уровнях человечества. Старая аккадская пословица: «Человек — тень бога; раб — тень человека» — не прижилась бы в Израиле. В Библии раб и рабство впервые упоминается в контексте проклятия. В Быт. 9, 25–27 будущее положение раба Ханаана связывается с проклятием Ноя. Здесь рабство считается чем–то противоестественным, падшим и проклятым. Оно не является частью сотворенного Богом порядка жизни человека. Оно также не является важной и неизменной частью природы вещей. Напротив, рабы также человеческие существа, и они имеют одинаковый с прочими людьми статус перед Богом.

Кульминация ветхозаветной этической критики рабства вновь слетает с уст Иова, когда он утверждает сотворенное равенство господина и раба. Говоря о своих рабах, Иов заявляет:

Не Он ли, Который создал меня во чреве, создал и его
и равно образовал нас в утробе?

(Иов 31, 15; ср. Притч. 14, 31; 17, 5)

Эта жемчужина из этики творения ближе всего утверждению Павла о том, что раб и свободный — одно во Христе (Гал. 3, 28). И если в свете последнего текста отмена рабства не могла осуществиться в христианском мире на протяжении веков, не говоря уже о новозаветной церкви, мы вряд ли можем осуждать ветхозаветный Израиль за терпимое отношение к нему.[287]

Критическая оценка. Семья в Ветхом Завете

Самым ярким примером социокультурного образца, общего для Израиля и окружающих его народов, была важность родства и ряд прав и обязанностей, которые оно давало человеку. Семья, без сомнения, — важнейшая основная ячейка всего человеческого общества. В древней семитской культуре она приняла форму расширенной семьи, включающей в себя несколько поколений и несколько семейств, плюс рабов и постоянных работников. Эта семейная группа имела важнейшее значение в социальной структуре и спаянности.

В подобной семейной жизни семитской культуры выделяются две особенности. Во–первых, были сильны родственные связи и обязанности по отношению к ним. Это было справедливо не только в смысле горизонтального родства — требования братства. Оно также имело вертикальное измерение в двух направлениях. С одной стороны, было сильное уважение к своим предкам. В некоторых культурах это приводило не только к фактическому поклонению, но и к культу. В любом случае, сиюминутные действия человека были либо честью, либо поношением для него, а степень подчинения власти живых родителей, а также деда и бабки, была гораздо выше. С другой стороны, было чрезвычайно важно сохранять род в будущем, благодаря рождению детей, особенной сыновей. Человек в определенном смысле выживал, благодаря своим потомкам, или же отсекался в результате бездетности, смерти или уничтожения его потомства.

Во–вторых, существовала святость родовой земли. Сохранение наследия предков было особенно важным по двум причинам, которые соответствовали двум направлениям вертикальной линии родства. С одной стороны, это было место, где были погребены предки человека, и где человек сам, в конце концов, также прилагался к ним. С другой стороны, сохранение земли в семействе было необходимо для экономического выживания последующих поколений. Родство и земля, таким образом, были тесно связаны друг с другом в этой культурной матрице.[288] Эти особенности родства и земли в древнем мире встречаются и сегодня во многих традиционных сообществах, в которых кислота западного индивидуализма не разъела крепкие и широкие семейные связи.

Переходя теперь непосредственно к Израилю, мы видим, что израильская структура родства имеет три уровня, каждый из которых отражен в том, как записывались имена израильтян. Из них первые два имели более важное социальное и экономическое значение в повседневной жизни обычных израильтян.