Око за око

Чтобы завершить мысль, предложенную здесь Янценом и Уэнхемом, нам следует подумать о ряде подобных портретов образцового поведения в Ветхом Завете. Во–первых, существует мир мудрецов, который обращает серьезное внимание на примеры (и последствия) человеческих решений. Затем мы рассмотрим несколько героев, которые представляют собой прецедент нравственного и безнравственного поведения, будь то в нравственной самозащите или для широкой апологетики. Наконец, мы перейдем к поклонению древнего Израиля и посмотрим, какие этические критерии выдвигались, чтобы бросить вызов тем, кто хотел прийти во дворы Святого Израилева.

Мудрый человек

Ветхозаветная литература мудрости, несмотря на все свои международные связи и ассимиляции, твердо занимает центральное место в потоке яхвистской веры Израиля. Как утверждает мудрец, выражая тем самым главную тему этой литературы: «Начало мудрости (или главный принцип) — страх Господень» (Притч. 9, 10).[304] Литература мудрости содержит глубокую социальную заинтересованность, подобно закону и пророкам, но большая часть ее высказываний обращена к личности. Эти притчи собраны, чтобы показать, предостеречь, исправить и направить отдельного израильтянина по тому пути жизни, который угоден Богу, и наилучшим образом служит его личным интересам.

Хотя преобладающий интерес Книги Притчей представляется антропоцентричным (сосредоточенным на человеческой жизни), в ее основе присутствует любопытная и непрямая сосредоточенность на Боге. Огромное множество человеческих черт характера, моделей поведения и нравственных ценностей, одобряемых в текстах мудрости, на самом деле отображают известный характер Бога, описанный в других отрывках Ветхого Завета. В этой связи личная этика Притчей поддерживает высказанный в первой главе тезис о том, что ветхозаветная этика основана на подражании путям самого Бога. В нескольких примерах ниже я набросаю очерк этой уникальной модели. Я начну каждый из примеров с некоторых особенностей Господа как Бога, а затем рассмотрю, как это отображает модель мудрости для человеческой жизни:

«Сотворил Бог человека по образу Своему. Мужчину и женщину сотворил их». Сексуальность человека отражает одно из измерений образа Божьего в человеке и поэтому является безгранично драгоценной. Поэтому мудрый человек избегает всякого неправильного использования ее, особенно разрушительных последствий обольщения и прелюбодеяния (Притч. 2, 16–22; 5; 6, 20–35; 7). Мудрый выбор — обрести постоянное, чистое наслаждение и радость в верном браке (Притч. 5, 15–19; 31, 10–31; ср. Песнь Песней).

Бог — божественный родитель (ср. Втор. 32, 6.18). Отношения детей с родителями используются в качестве метафоры отношений Бога с его народом. Поэтому мы видим, что большая часть учения в Притчах представлена в форме «от–отца–к–сыну», которое содержит в себе божественно–человеческую двойственность. То есть на поверхности оно говорит об этих человеческих отношениях (хотя и может отражать другие формы авторитета в образах родителей — царя или судьи), но голос отца в тексте также ясно отражает голос Бога в предлагаемых предупреждениях и советах. Но нет ничего двойственного во власти, ожидаемой от человеческих отцов и матерей, или воспитания и наказания, которое является функцией, а не отрицанием отцовской любви (Притч. 13, 24; 15, 5; 19, 18; 22, 15). И наоборот, от мудрого сына требуются смирение и послушание (Притч. 13, 1.18). Мудрец испытывает радости и боль отцовства столь же ярко, как Бог в отношении своего капризного народа (Притч. 10, 1; 17, 21; 19, 26; 23, 24–25).

Бог — праведный царь и судья. Поэтому у Книги Притчей есть что сказать царям и судьям вообще. Политическая и судебная справедливость для мудреца важна так же, как для законодателя или пророка (Притч. 16,10.12–15; 17, 15; 18, 5; 20, 8.26; 22, 22; 28,3.16; 29, 14; 31, 1–9). Это сфера, в которой социальное и нравственное здоровье всего общества главным образом зависит от честности и преданности отдельных людей, а также принимаемых ими решений.