Око за око

Следовательно, хотя гражданские и политические установления современного государства могут существенно отличаться от специфических законов Израиля, это не имеет значения, при условии, что современные законы служат той же цели и защищают те же основные принципы. Имеет значение то, что «общая объективность» (фраза Кальвина), характеризующая гражданское право Израиля, должна сохраняться, даже если буквальная форма больше не обязательна. Если основные принципы Декалога восприняты всерьез, тогда вопросы практической справедливости, честного отношения к нищим, защита границ и тому подобное займут должное место в соответствующем законе, как это было в Израиле.[319] Следовательно, Кальвин относился к авторитету ветхозаветного закона очень серьезно и стремился показать его значимость с более широкой перспективы, чем просто Десять заповедей. Тем не менее, он не был теономистом в современном смысле, стремясь применить весь ветхозаветный закон в его завершенном виде к постбиблейским сообществам. Современное движение теономистов, поскольку оно ближе всего находится к реформатскому богословскому мировоззрению, часто заявляет, что Кальвин — их святой покровитель. Но не вызывает сомнений, что Кальвин не поддержал бы заявление теономистов о буквальном применении ветхозаветного закона в современном обществе, поскольку он открыто различал неизменный нравственный и естественный закон от временных политических законов.[320]

Анабаптисты

Радикальное крыло Реформации породило невероятное разнообразие взглядов, принимая во внимание давление и предрассудки, с которыми столкнулись его представители. Их точку зрения по какому–либо вопросу обобщить сложнее, чем одного реформатора, например Лютера или Кальвина, но у них есть некоторые общие особенности. В вопросе библейского толкования и специфике использования Ветхого Завета в этике мы можем указать на некоторые пункты общего согласия между анабаптистами и основными реформаторами, прежде чем указать ключевые пункты несогласия.[321]

Анабаптисты полностью соглашались с другими реформаторами, что Библия была авторитетным словом Божьим; что ее может ясно понять простой человек; что толкование должно быть свободно от церковной традиции; что для разрешения некоторых сложностей необходимы особенные герменевтические приемы; и что, в конечном итоге, Библия предназначалась для исполнения ее предписаний в жизни верующих людей. Тем не менее, различия сосредоточились на трех основных вопросах:

1. Масштаб применимости библейского учения. Вопрос касался того, должна ли Библия в целом (Ветхий и Новый Завет) применяться к публичной, гражданской жизни, или же Новый Завет применим только к личному поведению, но не к гражданским вопросам. Общая позиция реформаторов состояла в том, что ветхозаветный закон может быть соотнесен с делами гражданскими (таким образом позволяя им применять санкции и наказания Ветхого Завета в судебных и военных вопросах), тогда как учение Христа было главным образом для личных отношений между христианами. Анабаптисты настаивали, что владычество Христа должно охватывать всю жизнь христиан, включая также гражданскую жизнь. Поэтому для анабаптистов, поскольку Новый Завет (с их точки зрения) руководил гражданской жизнью и заместил Ветхий Завет, это имело эффект отвержения, или, по крайней мере, умаления авторитета Ветхого Завета для гражданской жизни и правительства. Таким образом, анабаптисты не могли принять широкое (и зачастую тираническое) применение ветхозаветных санкций, а также оправдание государственных мер, которые одобряли основные реформаторы.

2. Природа церкви и ее отношение к государству. Основных реформаторов иногда называли магистериальными или судейскими из–за их убеждения, что церковь и государство преследуют одни Божьи цели, и что реформация церкви была частью ответственности гражданского магистрата. Хотя они и отстаивали различные модели того, как эти отношения должны работать, основные реформаторы были в целом преданы широкому теократическому пониманию «христианского мира». Анабаптисты, с другой стороны, считали церковь отделенным и собранным сообществом истинных верующих, явно и видимо отделенных от всяких светских учреждений и точно не являющихся частью государства. Они отрицали идею «христианского мира», а с ней и теократические предпосылки, заимствованные из Ветхого Завета. Церковь точно не была национальным государством вроде Израиля в Ветхом Завете, и поэтому не должна действовать так, будто она является им. Это отличие видно в двух фундаментальных анабаптистских убеждениях: