Око за око

— Как? — с горечью усмехнулся Фемистокл. — Этот Евн далеко не глуп, как это может показаться на первый взгляд. Я еще тогда, когда видел, как он корчит из себя шута при дворе своего бывшего господина, понял, что это великий человек. А потом убедился и в том, что он — прирожденный  вождь. Толпа готова идти за ним куда угодно, по одному мановению пальца! Одного не могу понять: почему при его уме и осторожности сейчас, когда, как никогда надо действовать: вооружать и готовить армию, он тратит все деньги на роскошь дворца и пиры для рабов. Однажды он, правда, отправил послание к царю Сирии с предложением выступить сообща против нашего общего врага — Рима…

— И что же Антиох?

— Даже отвечать не стал на него, не желая опускаться до общения с рабами… Ясно, как день, что никто не придет к нам на помощь, а Евн медлит. Чего он ждет? На что надеется? Почему ведет себя так, словно нет под боком Рима, который не будет долго терпеть нас! Промедление дальше уже становится опасным…

Фемистокл заглянул в повозку, взглянул на Прота, который успел закрыть глаза и притвориться спящим, и понизил голос:

— Евн не зря обвинил многих наших земляков в заговоре... Такой заговор действительно есть. Недавно Клиний повторил коронный фокус Евна, которым он держит в  священном трепете всю эту толпу. Он вложил в рот половинки ореха с тлеющим угольком и изрыгнул такой столб пламени, что многие впервые усомнились в сверхъестественных способностях Евна. Потом мы потихоньку объясняем тем, кто остался рабами, а их — втрое больше нашей армии, — что хотим освободить всех, без исключения рабов и создать здесь справедливое государство, с мощной армией, флотом, способное отстоять свою свободу! И они верят нам, потому что мы говорим это от чистого сердца. Я, например, всегда выступал против рабства — даже  в афинском суде, где меня обвинили в человеческом отношении к рабу…

— Двадцать семь лет назад я сам бы изгнал тебя за это из Афин, — честно признался Клеобул. — А теперь, клянусь Палладой, буду с тобой до конца, хотя не во всем согласен с тобой...

— Не согласен? В чем?! — с удивлением взглянул на него Фемистокл.

— Ну, например, в том, что ты против рабства вообще!.. — начал было Клеобул.

Но Фемистокл остановил его:

— Отложим этот разговор для более удобного случая! Деметрий, который сейчас комендант Тавромения, тоже в свое время был афинским архонтом и рассуждал, как ты. А теперь он обещает свободу всем рабам Сицилии, подговаривая их выступить против Евна! Поверь, еще немного — и мы установим здесь республику, свергнув его с трона!

— И сколько же вас всего?

— Много... — уклончиво ответил Фемистокл.

— Можешь не отвечать! — понимающе улыбнулся Клеобул. — И без того ясно, что это все без исключения греки!

— Если бы все! — вздохнул Фемистокл. — Самый талантливый и опытный в военных делах не хочет даже слушать о наших планах.

— Кто же он?

— Как это ни прискорбно, все тот же — Ахей! Это великий человек. За три дня, когда восстание уже готово было погаснуть, он вооружил и обучил десять тысяч рабов и разбил несколько отрядов римских преторов!

— И он даже не хочет отомстить Евну за своих земляков?!

— Увы!

— Так объясни ему, чего вы хотите!

— Я же сказал, он не желает слушать нас.

— Но почему? Он же грек!

— Он очень обозлен, — помолчав, сказал Фемистокл. — Римляне сожгли его родной Коринф, прямо у него на глазах обесчестили жену и дочерей, бросили в огонь малолетнего сына, а самого продали в рабство. Весь смысл своей жизни он видит теперь в мести Риму. Кто больше проливает крови, тот для него и лучше! А кто больше Евна сможет пролить ее? Правда, в последнее время мне удалось приблизиться к Ахею. Я узнал, что он мечтает двинуть армию после взятия Мессаны на Рим, с чем никогда не согласится Евн, и...

Фемистокла насторожил шорох в повозке — это Прот, желая слышать все до последнего слова, приподнял голову. Вскочив на коня, грек крикнул Клеобулу:

— Продолжай путь! А я проеду вперед, посмотрю — нет ли там засады римлян! Говорят, они собираются послать против нас новый отряд!

«Не отряд — а целую консульскую армию!» — чуть было не сорвалось с языка Прота. Но, поразмыслив, он решил, что ему лучше остаться в тени. «Пусть эллины считают, что я ничего не слышал!» — подумал он и вновь притворился спящим.

Колеса повозки приятно ласкали слух, шурша по густой траве. Сладкий воздух близкого леса кружил голову. Прот даже не заметил, когда и уснул, успев только шепотом помолиться:

— О, Афина, останови Луция!..

4. Гней Лициний

С того вечера, когда Луций Пропорций, отравив своего кредитора Тита Максима, в легкой дорожной двуколке, запряженной парой резвых скакунов, в сопровождении трех вооруженных рабов выехал через Капенские ворота из Рима и помчался по Виа-Аппиа — «Царице дорог», прошло два дня.

Первый запомнился жуткими приступами дурноты и нестерпимой болью и звоном в голове. Самое обидное для Луция было то, что в этом его состоянии ему некого было винить.

Остановившись на первый постой в одной из гостиниц, в великом множестве разбросанных вдоль Виа Аппиа, он напился, причем самым безобразным образом.