Око за око

Отец уже давно нашептывал Марии, что не только ее собственное благополучие, но и судьба всей страны находятся в ее руках, но она до сих пор не могла решиться на этот рискованный шаг.

Не по годам рассудительная Мария понимала, что, несмотря на кажущийся успех всего предприятия, оно может закончиться неудачей. Тогда в лучшем случае она окажется до гробовой доски связана с каким-то рыжим без роду и племени, а в худшем позор ляжет не только на ее голову, но и на головы ее близких. Однако и соблазн стать царицей тоже был велик.

«Что ж, — рассудила Мария, — вот все и разрешится. Если сейчас этот человек предложит мне стать его супругой, значит, того хочет Бог».

— Что ты сегодня невеселая такая? — заметив даже сквозь улыбку следы тяжких раздумий, поинтересовался Отрепьев.

— Да так, немного взгрустнулось, вот и все, — отговорилась Мнишек.

— Скажи, Мария, у тебя мечта есть? — неожиданно спросил Григорий.

В опасной близости от своей возлюбленной, глядя в ее пьянящие глаза, Гришка едва сдерживал свою страсть. Нет, так больше не может продолжаться — сейчас он все ей скажет, а там будь что будет.

— Конечно. У всякого человека есть мечта.

— Расскажи мне о своей мечте, Мария, — попросил Отрепьев.

— Нет, не расскажу, — не согласилась Мнишек.

— Почему?

— Не сбудется.

— Тогда хочешь, я расскажу тебе свою?

— А не боишься, может ведь не сбыться?

— Нет. Если ты о ней не узнаешь, то точно не сбудется, — ловя взгляд девушки, пылко ответил Отрепьев. — Раньше я и не надеялся, что когда-то займу по праву принадлежащее мне место. Но теперь, когда это кажется таким возможным, таким близким, я мечтаю о том, чтобы ты, Мария, взошла на трон, чтобы ты стала не только моей царицей.

Отрепьев нежно взял Марию за руку, и, не отрывая взгляда от ее глаз, обратился к ней еще раз:

— Ответь мне сейчас, Мария, хочешь ты стать моей женой или нет. Ведь если у нас с тобой одна мечта, тебе не нужно раздумывать.

Ошарашенная Мария не могла поверить, что это произошло. Либо этот рыжий умеет читать мысли, либо он слишком смел, но и в том, и в другом случае он непременно взойдет на трон…

— Если отец даст согласие на наш брак, то он не будет свершен против моей воли, — согласилась Мария, и в этот миг Григорий про себя благодарил Бога за дарованное ему счастье…

Как только Отрепьев расстался с Марией, он тут же отправился к Юрию. У Гришки дрожали колени, ноги совсем не хотели его слушаться, когда он подходил к Мнишеку: ведь за то, что воевода согласится на брак, не могла поручиться даже его дочь.

— Что-то ты сегодня бледный какой-то, — сразу заметил странное состояние Отрепьева Мнишек, — уж не захворал ли?

— Можно сказать и так, — решил не откладывать разговора Гришка. — Давно я уже захворал, пан Юрий, и мое здравие в ваших руках.

— Неужто? — не понимая пока, о чем идет речь, удивился воевода. — Мой лекарь всегда в твоем распоряжении.

— Благодарю за заботу, только не лекарь мне нужен. Я болен вашей дочерью, и только брак с Марией может меня спасти.

На лице Мнишек появилось удивленно-довольное выражение, но он по-прежнему молчал, по всей видимости, ожидая от Евсеева еще каких-то слов.

— Пан Юрий, я прошу руки вашей дочери. Дадите ли вы согласие на наш брак? — Григорий пронзительно посмотрел на Мнишека.

— Да ты присядь, Димитрий, — издалека начал воевода, — если у нас с тобой такой разговор будет.

Григорий послушно присел, и Мнишек не спеша начал беседу.

— Знаешь, Димитрий, так сразу согласиться на ваш брак я не могу. Нет-нет, — заметив, как побледнел при этих словах Отрепьев, успокоил его Юрий, — никому другому в жены я Марию не отдаю. Но пойми меня правильно, я ведь отец, а какой отец не хочет счастья своему ребенку? Бог не дал нам с Ядвигой сыновей, да и Мария у меня одна осталась — ведь Урсула сама скоро станет матерью. Младшая она у меня, оттого я так за нее переживаю. Разве будет мое сердце за нее спокойно, если она станет твоей женой?

— Да неужто я ей плохим мужем буду? — возмутился Отрепьев. — Разве ж я против ее воли иду? Пан Юрий, ведь вы заботитесь о своей дочери, потому что любите ее. Я ее тоже люблю, так неужто я о ней не позабочусь?

— Эх, Димитрий, так ты меня и не понял. Разве твоя любовь защитит Марию, ежели тебя за самозванца посчитают? Разве сможет Мария с тобой в Россию поехать — ведь ты туда с мечом отправляешься. А ну как ты потерпишь неудачу — кто может ручаться, что твою жену пощадят? До тех пор, пока ты не станешь царем, разве могу я быть уверенным в безопасности моей дочери?

Говоря все это, Юрий беспокойно ходил из угла в угол, размахивая руками, пытаясь придать своим словам как можно больше убедительности.

— Даже если и станет она женой царя, кто поручится, что моя дочь будет счастлива? Ведь она католичка. Сможет ли она свободно исповедовать свою веру? Да и будет ли она полновластной царицей? Ведь иноземка, иноверка…

Мнишек замолчал, многозначительно задумавшись.