Околдованная

Это неизмеримо лучше, всего, что было у меня до Мемнона. Все равно что сравнивать воду и вино.

Вновь вонзаю пятки в спину колдуна, но это, кажется, только пришпоривает его. Мемнон опускается ниже, к самому лону. Его язык проникает в меня, и я снова кричу, вцепившись в его волосы, вжимаясь в его лицо.

– Как же мне хорошо, Мемнон, – бормочу я. – Как же мне хорошо.

Потрись, потрись об меня, est amage. – Он продолжает говорить прямо в моем разуме. – Хочу, чтобы все мое лицо было в тебе, когда я с тобой закончу.

Я зашла уже слишком далеко, чтобы его слова шокировали меня.

На место языка приходит палец, и я задыхаюсь от новых ощущений.

– Назови меня своим царем еще раз, – говорит Мемнон, прижимаясь ко мне вплотную, – назови, и я добавлю еще один.

Закрываю глаза, мотаю головой, улыбаюсь.

– Est xsaya, uvut vakosgub sanpuvusavak pes I’navkap.

Мой царь, я умру, если ты этого не сделаешь.

Он тихо смеется, щекоча мою кожу.

– Это ты меня погубишь.

К первому пальцу присоединяется второй, раздвигая вход шире.

Тихо скулю, впитывая ощущения. Слышу тихое влажное хлюпанье – это его пальцы двигаются во мне.

Рот Мемнона возвращается к клитору, и он делает языком что-то такое, от чего мои бедра дергаются, а из горла вырывается крик.

Отпускаю его волосы и привстаю, глядя на него вытаращенными глазами:

– Что это было?

Колдун делает паузу, чтобы тоже посмотреть на меня.

– Не стоит так удивляться, est amage. Я изучал твое тело годами. Я знаю, что ему нравится.

От его слов у меня мурашки бегут по коже. Возможно, впервые они по-настоящему беспокоят меня, потому что мне действительно понравилось то, что он сделал, хотя я и не знала, что понравится. Суть в том, что я недостаточно хорошо знаю собственное тело, чтобы понимать, какие уловки способны быстро довести меня до оргазма. А Мемнон, очевидно, знает, и это… тревожит.

– А теперь верни руки к моим волосам, Императрица, – приказывает мужчина, – и потрись об меня еще раз. Мне нравится чувствовать, что я с тобой делаю.

Не дожидаясь, когда я послушаюсь, он снова целует и лижет меня. И я запускаю пальцы в его волнистые локоны, и трусь об него, и, кажется, не могу остановиться. Я буквально растекаюсь под его ласками.

Его пальцы вновь погружаются в меня, и язык проделывает то же самое – кажется, кружит вокруг клитора. И бедра вновь дергаются навстречу колдуну.

Задыхаюсь:

– Мемнон.

Он повторяет фокус. И еще раз. И еще.

Я корчусь и извиваюсь, а он играет на мне, как на музыкальном инструменте, подводя все ближе и ближе к опасному краю.

Я чувствую, ты вот-вот кончишь, – шепчет он в моей голове, не отрываясь от ласк.

Не утруждаю себя ответом. В конце концов, он прав.

Назови меня своей половинкой, – продолжает он, – и я тебе это позволю.

Простите, что?

Издаю недоверчивый смешок.

Я думала, мы уже все обсудили. Думала, он согласился отказаться от этого слова.

А если нет? – безмолвно спрашиваю его.

Мемнон перестает меня целовать, перестает гладить; он точно каменеет.

– Тогда я не дарую тебе разрядку, – произносит он вслух, глядя на меня снизу вверх.

Встречаю его взгляд.

– Ты ублюдок.

Пальцы его вновь начинают двигаться.

– Близко, – шепчет он, – но слово все же неправильное. Попробуй еще раз, половинка моя.

Морщусь от этих слов, но Мемнон снова набрасывается на мою киску, проделывая все ту же чертову штуку своим языком. Он даже не проявляет изобретательности. Знает, как на меня это действует. И, черт возьми, я вновь растекаюсь.

– Это здорово, Мемнон, – признаю я, задыхаясь, двигая бедрами.

Все равно не то слово, маленькая ведьма, – упрекает он меня.

Вместо ответа издаю стон, тело напрягается в предвкушении…

Колдун отрывается от моего клитора, перемещаясь к гораздо менее чувствительной области возле распахнутых внешних губ.

Кричу от разочарования.

Скажи, – требует он.

Нет. Не буду я этого говорить. Но если я думала, что мое сопротивление заставит его перестать поедать меня, то я ошибалась. Нет, Мемнон как ни в чем не бывало продолжает радостно водить губами, зубами и языком по разным чувствительным точкам киски, иногда даже возвращаясь к клитору, почти доводя меня до исступления.

Почти. Когда, кажется, я вот-вот достигну пика, он вновь отступает.

– Мемнон.

Я разве что не рычу.

Я могу заниматься этим весь день напролет, Императрица, – говорит он в моей голове.

Раздраженно вздыхаю. Меня терзает гребаный монстр, который точно знает, что делает с моим телом.

Скажи же.

Теперь он молит меня.

Очевидно, обещанные оргазмы делают меня слабой, потому что я мысленно говорю ему:

Это ничего не будет значить.

Для тебя, возможно, – отвечает он.

Но для него – будет значить.