Слышу в ответе Мемнона удовольствие. Даже чувствую теплоту его слов. Эта теплота противоречит всему остальному в нем, и все же она заставляет меня хотеть его совсем по-новому – и дело вовсе не в его сексуальной привлекательности.
Я выдыхаю, пытаясь унять бурю эмоций. Концентрируюсь на том, что хочу сказать ему, и снова толкаю фразу по нашей… связи.
Первоначальная реакция Мемнона, его ответ – не слова, но чувство: надежда. К надежде примешивается еще что-то – триумф и, может быть, нотка сожаления? Все это проносится слишком быстро, чтобы я могла разобраться, тем более путаясь в собственном клубке эмоций.
Волна паники накрывает меня.
Еще перевариваю тот факт, что я и впрямь родственная душа. Я не готова увидеть лицо Мемнона, не готова разбираться с реальностью того, что я на самом деле его половинка. Особенно с учетом того, что в последнюю нашу встречу он ублажал меня языком, и уже одно это приводит меня в смятение, бередя нервы и сердце.
К завтрашнему дню я, наверное, хоть с чем-то да разберусь.
Чувствую, что Мемнон подавляет сейчас массу эмоций.
Слышу в ответ эхо его смеха, который причиняет мне такую боль, что даже дышать трудно.
Больше не ощущаю присутствия Мемнона, и, хотя я уверена, что все еще могу отправить ему сообщение, он ясно дает мне понять, что удалился, оставив мне личное пространство, о котором я только что просила, пространство, в котором мне теперь жутко одиноко.
Тру лоб.
Мы с Мемноном действительно родственные души.
Черт.
Следующим утром, когда я как раз собираюсь выйти из комнаты и спуститься к завтраку, я наступаю на конверт, который кто-то подсунул мне под дверь.
Наклоняюсь и подбираю его. Бумага пахнет розмарином и лавандой, а мое имя выведено витиеватым почерком – и радужными чернилами.
Миленько.
Открываю конверт, читаю вложенную в него короткую записку:
Это… не к добру.
В групповом колдовстве часто участвует жрица, ведьма, руководящая сотворением заклинаний. Вот и в Ковенах так же; ведьмы, возглавляющие региональные группы, называются верховными жрицами.
Я никогда раньше не встречалась с верховной жрицей Белены, но несколько раз – с тех пор, как меня приняли в Ковен, – видела ее дом. Он стоит в лесу на севере кампуса – точно замок, увитый вьющимися розами и глициниями. Вокруг порхают птицы и бабочки. Этот дом воистину очаровывает, хотя есть в нем и что-то зловещее – слишком уж он прекрасен. Он завораживает глаза и тревожит сердце.
Магия, с какой бы доброжелательностью ее ни использовали, имеет такой эффект.
Подхожу к большой деревянной двери вместе с Нероном, тянусь к дверному молоточку, зажатому в клыках какой-то первобытной богини. Но не успеваю прикоснуться к нему, как молоток хихикает.
– В этом нет нужды, Селена Бауэрс. Мы ждали вас, – говорит барельеф, отчего-то не давясь металлом во рту.
По коже ползут мурашки от этой маленькой демонстрации магии. Петли скрипят, и дверь сама собой открывается.
Не знаю, чего я ожидаю, входя внутрь, – честно говоря, я вообще не знаю, зачем я здесь, – но я удивлена, увидев голые каменные стены и гладкий пол; единственное украшение помещения – еще одна статуэтка первобытной богини с воздетыми над головой руками, установленная в ближайшей нише. Большинство ведьм, как правило, максималистки, загромождающие пространство всевозможными безделушками. И отсутствие их тут странным образом смущает.
Множество арочных проемов ведут из вестибюля в другие помещения, но внимание мое привлекает расположенная прямо передо мной лестница, ведущая вниз и рассекающая пол, точно косой разрез.
– Сюда, – зовет снизу женский голос.
Верховная жрица.
Знаю, что это она, даже не видя ее лица, не зная ее имени. Такая сила заключена в ее словах.
Спускаюсь по лестнице вместе с Нероном. Несмотря на успокаивающее присутствие фамильяра, нервы напряжены до предела. Желудок давно уже скручен от страха. У меня наверняка серьезные неприятности. Возможно, из-за убийств. А может, дело в битве в Вечном лесу. Или в Нероне, браконьерствовавшем на территории ликантропов.
Честно сказать, мне явно есть за что отчитываться.