Околдованные любовью

— Спасибо, миссис, вы спасли мою шкуру. Он бы меня точно прикончил, я по его глазам видел, — Сэм перевел взгляд на неподвижное тело своего обидчика. — А за него не беспокойтесь, ничего с ним не будет. Как говорят, только хорошие люди умирают молодыми.

И горняки вышли из амбара, двое поддерживали под руки Тилли.

Эллен молча провожала их глазами. Она до такой степени не ощущала реальности происходящего, что даже не посочувствовала Тилли. При этом у нее появилось странное ощущение, что они с Тилли никогда не увидятся.

— Господи помилуй! За что нам такое? Это все из-за денег. Из-за них все началось. Деньги — это проклятье, я всегда так говорила. Девочка моя дорогая, как они могли надеть на тебя колодки! Всемогущий Боже! Уже сколько лет о колодках не слышали, даже для головы сделали прорезь! Ах, детка, бедная моя детка!

Энни обнимала Тилли, сидевшую на ящике в дровяном сарае, качая ее, как ребенка. Наконец она разжала руки.

— Сходи к ручью, умойся и отряхнись, — сказала Энни внучке, ласково касаясь пальцами ее испачканного лица. — Но бога ради — ни слова дедушке, это его точно убьет. Ты знаешь, ему и без того плохо. Еще один такой приступ, как вчера, — и конец. Я скажу, что за тобой посылала жена священника, — стиснула зубы Энни, через силу продолжая. — И попросила помочь ей с учениками, хорошо?

Девушка промолчала. Подойдя к двери, она подняла глаза к ясному небу и обратила свои мысли к Богу, спрашивая, почему он не защитил ее. Ведь она никому не делала и не желала зла, за исключением Хала Макграта. В памяти всплыло воспоминание о противном прикосновении его рук, когда он зажимал в колодки ее ноги.

Глядя в небо, Тилли подумала, что в этих краях счастья ей не узнать… Но, пока здесь живут двое дорогих ей людей, нуждавшихся в помощи, она не покинет этих мест. Девушка сравнивала себя с коноплянкой, что сидела в клетке, висевшей при входе в бакалейную лавку. Птичка пела с утра до вечера, обращаясь к миру, которого не видела. Ей выкололи глаза, потому что считалось, что слепая коноплянка лучше поет.

Тилли прошла садом, пересекла поле и вышла к сучью. Легла на траву и, зачерпывая пригоршнями, стала плескать себе на лицо воду. Потом намочила кусок ткани, зашла в кусты, подобрала юбки и обтерла ноги, стараясь стереть если не из памяти, то хоть с кожи гадливое чувство от прикосновения рук Хала.

Девушка вернулась в дом и занялась своими делами. Но от Уильяма не укрылась перемена в, казалось бы, обычном поведении внучки.

— У тебя какой-то больной вид, девочка, и ты такая бледная. Что с тобой? Может быть, ешь плохо?

— Да, дедушка… наверное.

— Жалко, что ты не любишь капусту. Она у тебя уродилась такая хорошая. В ней много всего полезного.

— Верно, дедушка.

— Тебе нездоровится?

— Нет, дедушка.

— Может быть, ты устала?

— Да, немного.

— Девочка растет, — пришла на помощь Энни, выкладывавшая на сковороду лепешки.

— Да, конечно, она растет. И становится красивой девушкой, очень красивой. — Уильям умолк, опустил голову на подушки. Тилли с бабушкой переглянулись…

Уже стемнело, когда в дверь постучали. Никто не успел подойти к двери, когда она открылась, и вошел Саймон Бентвуд.

— Что случилось, Саймон? — спросила Энни.

Он не ответил, а посмотрел на Тилли и Энни, затем бросил взгляд на Уильяма.

— Уильям плох… вчера у него был сильный приступ, — Энни давала понять Саймону, чтобы не торопился с расспросами.

— А, понятно.

— Что-нибудь случилось, Саймон? — медленно, с видимым усилием спросил Уильям.

— Нет, нет, — поторопился успокоить старика Бентвуд, — просто заглянул по дороге с ярмарки, узнать, как дела.

— А-а, — только и ответил Уильям, закрывая глаза.

— Ну, ты как? — тихо спросил Саймон у Тилли.

— Ничего, все ничего, — чуть помедлив, ответила она.

— Тогда хорошо. А я вот… решил вас проведать.

Покосившись на Уильяма и убедившись, что его глаза закрыты, Саймон кивнул на дверь, приглашая женщин выйти во двор. Они поняли и последовали за ним.

— День выдался тяжелым, верно? — обратился он к Тилли.

— Да, Саймон, — сказала девушка, отворачиваясь.

— Твои обидчики настоящие дьяволы. Ну, я доберусь еще до этого Макграта.

— Зачем, Саймон? — Энни коснулась его руки. — Не надо насилия.

— Не надо насилия, говоришь? — в голосе Саймона звучали незнакомые нотки. — Я пришел не только проведать Тилли. У меня ужасные новости. Том Пирсон говорит, что ты была не в себе и не сознавала происходящего, — Саймон смотрел на девушку. — Ты… помнишь хоть что-нибудь?

— Очень смутно… Думаю, я потеряла сознание, в глазах потемнело.

— Учти, что они… придут тебя допрашивать.

— Кто — они? — резко вмешалась Энни.

— Полиция, конечно, полиция.

— Полиция? — в один голос переспросили женщины: Энни — громко, а Тилли — едва слышно.