Околдованные любовью

— Трое горняков, которых учила Эллен Росс, пошли с ней и священником выручать Тилли, когда Том Пирсон рассказал, что ее держат в колодках в старом амбаре. Там завязалась драка с Халом Макгратом, Берком Лодимером и Энди Ферветером. Лодимер избил одного из горняков до полусмерти, и тот совсем обессилел. Во время драки миссис Росс вытащила из колодок Тилли штырь и держала его в руках. Когда она увидела, что Лодимер берет верх, бог знает почему, ткнула его в шею этим штырем. Она же не видела, что сверху на нем гвоздь, штырь не мог проваливаться глубоко. Гвоздь воткнулся в шею Лодимера. — Саймон перевел дыхание и опасливо посмотрел по сторонам. — Берк истек кровью… и умер, — закончил он.

— Нет! Нет! — отшатнулась Тилли, в отчаянии качая головой. — Нет! Эллен не могла этого сделать! Она такая маленькая и слабая.

— Успокойся, Тилли, успокойся. Не дрожи так.

Саймон и Энни обхватили ее, но тело девушки сотрясалось так сильно, что дрожь передалась и им.

— Саймон, отведи ее на задний двор… Уильяма нельзя беспокоить…

Все расположились в дровяном сарае. Тилли громко рыдала.

— О, нет, нет! Они с ней что-нибудь сделают, а Эллен такая милая, милая женщина. И все это из-за меня, только из-за меня!

— Держи ее крепче, Саймон. А я пойду принесу успокоительное Уильяма. Иначе она умом тронется.

Тьма окутывала их, Бентвуд крепко обхватил ее и не отпускал. А она прижималась к нему, не переставая причитать:

— Все из-за меня, только из-за меня. На мне лежит проклятие, да, я проклятая. Верно, Саймон, должно быть, меня кто-то проклял.

— Тише, тише!

Бентвуд обнимал ее одной рукой за талию, другой — за плечи и с горечью думал, что проклятие лежало и на нем. Иначе почему он не смог понять, к кому у него лежит сердце: «Эх, Тилли! Тилли! Вот где любовь моя».

Глава 6

— Почему бы тебе совсем не переселиться к Троттерам?

— Послушай, Мэри…

— Не желаю ничего слушать! Вчера ты ходил на похороны этого старика. Его похоронили в десять утра, а ты заявился домой только к ночи. Уж не думаешь ли, что дела на ферме пойдут сами по себе.

— Нет, я так не считаю, — просительный тон Саймона сменился раздраженным криком. — Я родился и вырос на ферме. Последние десять лет работал от зари до зари, а иногда прихватывал и ночь. Именно моими заботами и трудом она стала такой, как сейчас. И нечего мне напоминать, что ферма не может обойтись без хозяина. Давай выясним все раз и навсегда: Троттеры — мои друзья, наши семьи дружат очень давно, долгие годы…

— Ха! Друзья: горняк и фермер. Какая может быть между ними дружба? — язвительные слова, сказанные тихо, долетели до Саймона.

— Представь себе! — крикнул он. — Горняк и фермер. Но горняк не простой и невежественный. Уильям Троттер был одним из самых умных людей, которых я встречал. Теперь его нет, а его жена, старая женщина, и Тилли, почти девочка, остались одни…

— Девочка, как же! — Мэри так круто повернулась, что всколыхнулась ее тяжелая, шерстяная юбка. — От этой девчонки одни беды! — голос жены звенел. — С самого дня свадьбы из-за нее никакого покоя. Именно ее следует поблагодарить и за прекрасную брачную ночь, и за всю следующую неделю. Да и сейчас она продолжает стоять между нами. Говорят, что Тилли колдунья, злая колдунья, из-за которой случаются беды. Берк Лодимер мертв, но виновата в этом не жена священника. Она бы не оказалась в амбаре в тот день, если бы не эта… тварь.

— Не смей так говорить о Тилли, — тихо, но с нажимом сказал Саймон. — Она жертва обстоятельств, и больше ничего. Она очень привлекательная, себе на беду, и женщины, да, женщины, такие, как ты, Мэри, это чувствуют. Да, да, — закивал он в подтверждение своих слов. — Я говорю правду. И мужчины, даже не сознавая этого, желают ее. Есть в ней нечто такое, что притягивает. А когда она отвергает их, то в них вспыхивает ненависть, подавляя другие чувства.

— Ах, вот как! — недобро улыбнулась Мэри Бентвуд. — Уж не о своих ли ты чувствах говоришь, Саймон? — теперь уже язвительно усмехалась жена.

— О боже! Ты меня с ума сведешь своими упреками и подозрениями.

— Так, так! Мы женаты всего полгода, а я тебя уже свожу с ума. Хорошо же, пусть так! Тебя мои слова, может быть, взбесят еще сильнее, но я скажу тебе все, Саймон Бентвуд. Когда тебя нет на ферме, я не ударю палец о палец: пусть молоко киснет, сыр зеленеет. Я и пальцем не пошевелю, когда ты уезжаешь. Конечно, я не говорю о поездках на базар, они не в счет. Я выходила за тебя замуж не для того, чтобы работать как рабыня.

Он с минуту молчал и пристально всматривался в нее.

— Хорошо, поступай по-своему, — не сводя с жены глаз, сказал он. — Не хочешь работать — не надо. Я найму кого-либо, и деньги на хозяйство будет каждую неделю получать она. Можешь сидеть и возиться со своими ноготками или пришивать оборки на платья. Ты, кажется, ничем больше в своей жизни и не занималась. Так или иначе, наконец мы все выяснили в наших отношениях. А теперь я пойду и дам указания работникам, чтобы дела на ферме шли как следует, пока я в Ньюкасле.