Около кота

– Несомненно, – подтвердил господин. – И таких отправленных было не столь уж мало. К примеру, благочестивый Араламай Хиусский, Бархадару Назимский… собственно, я в своей нынешней речи лишь немного другими словами изложил его «Трактат об основах трона». Вместо того, чтобы срочно спасать ситуацию, государевы люди затыкали рты.

– Но ведь не так всё было! – вскричал Гирхай. – Ты же прекрасно знаешь, кто стоял во главе заговора! Ты знаешь, кто затевал смуту, кто подстрекал мужиков, кто обещал горы золотые мелким купчишкам…

– Да, знаю, – согласился господин. – Но ведь ты спрашивал, отчего ушло время… Я и ответил. И вновь скажу. Разбойники сорвали шапку… но не они напустили холод. Пойми – неважно на самом деле, кто устроил заговор. Устроили и устроили, и уже восемь лет тому миновало. А важно то, что сейчас никто уже не поднимется защищать павшую корону. Для большинства её бывших подданных, видишь ли, корона – это костёр Надзора, плеть князя и распухшие с голоду детишки.

– Но есть и те, кто понимает истину, – не сдавался Гирхай.

– Есть, – усмехнулся господин. – Но те, кто действительно понимает всё, не сожмут рукоять сабли. Потому что саблей нельзя рубить ветер и нельзя повернуть время. А те, на кого ты надеешься… это горячие головы. Смелости у них явно больше, чем ума.

Вновь они замолчали. А я стоял и жалел, что не захватил бумаги и грифеля. Поскорее нужно было записать их разговор, покуда не стёрся он у меня из памяти.

– Просто удивительно, – хмыкнул наконец Гирхай, – как ты, при таких взглядах… и Хаидайи-мау…

– А что взгляды? – если судить по голосу, господин пожал плечами. – Есть взгляды, а есть любовь, есть долг, есть верность, есть дружба, наконец. Ну и к тому же не восемь же лет назад я всё это понял, а гораздо позднее. И рад тому – потому что нет горшей участи, как всё понимать, знать, чем всё кончится, и быть не в силах что-либо изменить. Уж поверь мне. И потому мне сейчас нет дела до великих перемен, я не верю в восстановление трона – более того, даже боюсь этого… сам догадайся, почему. Не верю я и крикунам из Собраний, понимаю, что покричат-покричат они о свободе и равноправии, а кончится всё тем же – плетьми да виселицами. И Пригляд ничем не лучше Надзора, а подумать, так и хуже. Но, видишь ли, я тут ничего не могу изменить. Потому и принимаю вещи такими, каковы они есть. Не смеюсь, не плачу, а пытаюсь понять. – Он перевёл дыхание и закончил: – Но есть люди, не державы, не миры – отдельные люди, которым всё-таки как-то можно помочь…

– Знаешь, – усмехнулся гость, – в столице и в предместьях сейчас то и дело чешут языки про побег из Башни Закона. Какой-то мальчишка из чёрного народа, то ли ограбивший некую сволочь из Собрания, то ли не ограбивший… нетронутый замок на двери, целая решётка, и сокамерники, ничего не видавшие и не слыхавшие… что подтвердилось под пыткой…

– Мне не хочется говорить об этой истории, – сухо заявил господин. – Нас с тобой это никоим образом не касается. Будем считать это актом Высшей Воли.

Раздался звон колокольчика, и я быстро выскочил из-за ковра. Не следовало мне опаздывать на зов.

– Гилар, ещё вина! – распорядился господин, едва я вошёл в кабинет. – И закусок каких-нибудь.

– Ага, господин мой! – поклонился я в пояс и повернулся, чтобы бежать исполнять. Ночь, между прочим, уже стояла, придётся на кухне очаг разжигать – вино господин подогретое любит. Поваров будить незачем, сам справлюсь. Жалко лишь, что пока буду по делам этим суетиться, они ещё чего интересного наговорят впустую.

– Прыткий у тебя мальчишка, – заметил Гирхай. Лицо его уже раскраснелось от выпитого, но пока он держался неплохо. – Лет десять назад я бы выиграл его у тебя в кости.

– Десять лет назад ты мог бы выиграть в кости только холопа, – заметил господин. – А у меня, как у лица, не имеющего дворянского звания, холопов быть не могло. Только наёмные работники. И в этом немалая заслуга Нового Порядка, уничтожившего сословные привилегии. Теперь же, в справедливой нашей Арадаланге, и вовсе холопов нет, а все сплошь свободные граждане.

И уже за спиной услышал я их негромкий и невесёлый смех.

Лист 16.

Гирхай наш загадочный уехал ещё до рассвета, мне пришлось ему в в потёмках завтрак в гостевую комнату нести – хлеб с ветчиной и наскоро согретый отвар тропинника. Потом вышли мы с ним на двор, сыростью наполненный, оседлал я его кобылку, вывел из конюшни, вынул засов из ворот.

– Ну, бывай, свободный гражданин, – сказал этот самый «пресветлый», взъерошил мне волосы, одним махом вскочил в седло – и скоро стук копыт стих вдали. Закрыл я вновь ворота, поёжился от зябкого ветерка и пошёл досыпать, об одном лишь жалея: что нет у меня возможности сразу всю ночную беседу записать. Пришлось это позже делать, когда после завтрака уехал господин вместе с Халти в город. Видать, кого-то резать собрались.