Окончательное Предложение (ЛП)

Он поднимает взгляд от моей руки.

— У тебя внутри есть пинцет и игла?

Мне вообще не нравится, как это звучит.

— Не-а.

Он усмехается, когда его рука тянется, чтобы провести по моему сморщенному носу, резко выдыхая.

— Лгунья, — шепчет он достаточно близко, чтобы я могла почувствовать запах его лосьона после бритья. Его близость запускает каждую мою клетку в гипердвигатель, заставляя меня чувствовать, будто мое тело подключено к электрической розетке.

Он качает головой и отстраняется.

— Давай вытащим занозы, пока ты не струсила и не заразилась инфекцией.

Я скрещиваю руки и поднимаю подбородок.

— Я не трусиха.

— Однажды ты плакала из-за пореза бумагой.

Кончики моих ушей горят.

— Честно говоря, это был действительно глубокий порез.

— Ты права. Это было почти смертельно, если мне не изменяет память. Я почти уверен, что, если бы не пластырь Хеллоу Китти, ты могла бы и не выжить.

Я толкаю его, хотя внизу живота становится тепло, когда он вспоминает мельчайшие детали, например, какой был пластырь.

— Это считается за банку ругательств? — его широкая улыбка заставляет мое сердце биться чаще в груди.

— Придурок, — бормочу я себе под нос, обходя Кэла и заходя в дом.

— Я буду ждать на кухне, — он исчезает за углом, оставляя меня искать аптечку. В ванной я нахожу все, что мне нужно. Моя мама вытащила из моих рук достаточно заноз, чтобы я знала, что делать.

Я возвращаюсь на кухню и обнаруживаю, что Кэл сидит на островке, совершенно не подозревая о моем присутствии, и смотрит видео на YouTube, в котором рассказывается, как максимально безболезненно удалять занозы. Он делает паузу и дважды воспроизводит определенную часть, прежде чем продолжить с удовлетворенным кивком.

Моя грудь сжимается от напряженного сосредоточенного взгляда на его лице. Вот почему я хочу создать дистанцию между нами. Потому что мелочи, которые делает Кэл — вещи, которые большинство людей могут даже не замечать или не заботиться о них, каждый раз задевают меня.

Трезвый Кэл — это мечта. Он остроумен, обаятелен, и перед ним практически невозможно устоять. Но пьяная версия— угнетает, злит, и ее чрезвычайно трудно любить.

И это его версия, на которую я все еще злюсь годы спустя.

Я бросаю все необходимое на прилавок.

— Готова? — он смотрит с улыбкой.

Я хмурюсь.

— Пожалуйста, постарайся выглядеть немного менее возбужденным из-за того, что собираешься пытать меня.

— Есть много способов, которыми я с удовольствием буду пытать тебя, и каждый из них тебе понравится.

В моей голове не осталось связных мыслей.

Ты удивлена? Ты всегда знала, что он флиртует.

Знать и переживать — две совершенно разные ситуации. Мой пульс подскакивает, когда он стучит по соседнему барному стулу, и я падаю на него с грацией новорожденного жеребенка.

Кэл встает и моет руки, как врач, готовящийся к операции, прежде чем вернуться, чтобы протереть пинцет и иглу спиртом. Я закрываю глаза и кладу руки ладонями вверх на стойку.

Первый укол пинцета, ковыряющего мою кожу, заставляет меня вздрогнуть.

— Тебе все еще нравится сидеть на пристани ночью? — спрашивает Кэл.

Я ценю отвлечение.

— Ага.

— А Ками?

— У меня была… была… радионяня до того, как я споткнулась.

Его губы хмурятся.

— Эта штука — смертельная ловушка, — еще один щипок на моей коже заставляет меня стиснуть зубы.

— Тогда почему ты был там?

— Потому что один из нас был благословлен даром под названием баланс.

Я открываю один глаз, чтобы одарить его зловещим взглядом.

— Ты меня напугал, и в итоге я споткнулась о торчавший гвоздь.

— Он так и ждал своего часа, — он со вздохом качает головой, прежде чем вернуться к тыканию в мои руки.

— Все не так уж плохо.

— У тебя в коже около двадцати заноз, которые говорят о другом.

Я не могу понять, вызван ли его раздраженный тон порезами на моей руке или тем, что он единственный, кто может вытащить их все.

— Одна готова. Осталось еще девятнадцать.

Ублюдок.

— Так. Готово, — Кэл укрепляет свое место в аду, вытирая мне руки спиртом.

— Мне кажется неправильным говорить спасибо после того, как ты мучил меня целый час, но спасибо.

— Это было максимум двадцать минут, ты, большой ребенок, — он пока не пытается отпустить мои руки.

— Ты улыбался, когда я кричала, психопат.

— Это навеяло хорошие воспоминания.

Я бью его в грудь, только чтобы вздрогнуть, когда моя воспаленная кожа соприкасается.

— Ой.

— Пусть это будет уроком, что физическое насилие никогда не является ответом. — Он щиплет меня за нос.

— Говорит мужчина, пытавшийся задушить полицейского.

Его ноздри расширяются.

— Мы снова вернулись к этому?

— Я не уверена, что когда-нибудь забуду это, пока жива, — я достаю телефон и показываю ему фото, которое Изабель прислала мне.

Его рот открывается.

— Она прислала это тебе?

— Ага. Прямо перед тем, как пообещала удалить его со своего телефона.

— Значит, у тебя единственной есть копия? — он делает шаг вперед.

— Нет.

Я так сильно сосредотачиваюсь на том, как он вторгается в мое пространство, что не замечаю, как дергается мой нос, пока это не происходит.

Черт побери.