Окончательный диагноз

— Или ты хочешь сказать, что Мелькиор не был виновен? — осторожно предположила Елена. — Что все эти убийства были совершены Мартином?

На его лице появилась ленивая и загадочная улыбка.

— Говоря по совести, у меня никогда не было уверенности в том, кто их совершил. Но я же был всего-навсего судмедэкспертом, и мое мнение мало что значило.

Ах ты черт.

Гомер в сотый раз за вечер бормотал себе под нос это проклятие, — впрочем, Райт уже потерял им счет и не мог поручиться за точное их количество. Правда, он не сомневался, что Гомер регулярно повторяет его про себя в паузах между своими безапелляционными распоряжениями, которые зачастую противоречили друг другу. При этом выражение его глаз было таким же обреченным, как у бедного капитана Смита, когда в его правый борт с оглушительным грохотом врезался айсберг.

Он явно предвидел ураган, и даже зонтика под рукой не было.

Теплее в часовне не становилось, несмотря на установленное в ней временное освещение и обилие присутствовавших в ней тел, лишь одно из которых было бездыханным. Нойман, Кули и Фишер занимались разнообразными делами, собирая образцы для судмедэкспертизы, помогая Блументалю и просто слоняясь из стороны в сторону. Место наибольшей активности находилось за алтарем и в глубине часовни, где были обнаружены разрозненные частицы человеческого мозга вперемешку с осколками керамики и заваленные горой мусора выпотрошенные останки Патрика Уилмса. Местонахождение его внутренних органов по-прежнему оставалось неизвестным.

Райт оставил раздраженного и озабоченного Гомера наблюдать за группой экспертов, разбиравших и раскладывавших по отдельным мешкам бесконечно разнообразный ассортимент использованных презервативов, иголок, шприцов, серебряной фольги, жевательных резинок, грязной бумаги и других предметов, которые человечество производит лишь для того, чтобы их выбросить, и, держа в руках записную книжку, направился к Блументалю.

Блументаль, облаченный в бесформенный белый комбинезон, придававший его лицу болезненный вид, оторвался от бывшего вояки и поднял голову.

— Вы замечаете, сержант, насколько вы стереотипны?

— Прошу прощения?

— Ваша записная книжка, — пояснил Блументаль, указывая на нее одноразовым скальпелем небесно-голубого цвета. — На дворе уже двадцать первый век. Почему бы вам не заносить свои несомненно проницательные наблюдения и ошарашивающие выводы в такие интересные штучки, которые знающие люди, кажется, называют ноутбуками? Вы фиксируете в нем всю информацию, потом бежите в участок, сгружаете все в центральный компьютер, через час он устанавливает все сходства и взаимосвязи, и преступник пойман. Вот как надо работать, — подвел итог Блументаль.

Райт, заплутавший в тумане сомнений и гадавший, шутит патологоанатом или говорит серьезно, грубит или же блещет остроумием, не сразу нашелся, что ответить, и решил обойтись элементарным:

— Да, сэр. Но у него может сесть батарейка.

Блументаль смотрел на него в течение нескольких секунд, не в силах произнести ни слова, а затем разразился лающим смехом, который был столь же уничижительным, сколь и восхищенным.

— Вы знаете, сержант, я даже не могу понять, кто вы — троглодит или провидец. — Он поднял глаза к терявшемуся во тьме своду потолка. — Что делает вас достойным увековечения.

После этого Райт уже готов был вызвать психиатра, если не для Блументаля, то по крайней мере для себя, но в этот момент в поле его зрения снова оказался Гомер, которому как-то удалось вернуть себе более или менее нормальный вид.

— Что у вас есть для меня, доктор? — осведомился он.

Блументаль мгновенно перешел от трансцендентального к земному, оставив Райта в растерянности и недоумении.

— Все как всегда, мой дорогой Гомер, все как всегда. Один труп и масса суеты.

Однако Гомер был далеко не в том настроении, чтобы спокойно реагировать на такое легкомыслие.

— Меня не интересуют взгляды дипломированного мясника. Скажи мне — это убийство такое же, как предыдущее? Это Мартин Пендред?

Блументаль, для которого ярость Гомера значила не больше, чем прыщик на языке, снисходительно улыбнулся:

— На трупе имеется лишь один разрез, используемый обычно для изъятия внутренних органов, но поскольку он зашит, я не могу ничего утверждать с уверенностью.

— С какой еще целью человек стал бы делать такой разрез?

— Я патологоанатом, а не психиатр. Я говорю только о том, что, пока я снова не вскрою тело, я не смогу утверждать, что внутренних органов в нем нет.

Лицо Гомера отразило отчаяние, сосредоточенное в области его губ, которые надулись, как у младенца.

— Но по крайней мере вы можете утверждать, что его мозг изъят? Он там, за алтарем, так что, надеюсь, вы в состоянии сделать вывод, что в черепе его нет.

Ответ Блументаля прозвучал настолько простодушно, что трудно было определить, шутит он или говорит серьезно:

— В затылочной области действительно имеется разрез с наложенными на него швами, и, насколько я могу судить, крышка черепа была отделена, однако в настоящий момент, старший инспектор, я не могу разделить с вами вашу уверенность.