Окопники

Голубев подошел к ближайшему холмику, разгреб снег и отпрянул. На него глянули безжизненные остекленевшие глаза солдата с едва заметными светлыми усиками над верхней губой и большими, по — мальчпшески оттопыренными ушами. Левая рука убитого была подвернута под голову, будто он прилег отдохнуть после трудного перехода. В правой сжимал гранату, которую так и не успел бросить. Осторожно высвободив ее из окостеневших пальцев, Голубев вынул покрывшийся зеленоватой окисью запал, отбросил в сторону. Встав на колени, лейтенант расстегнул нагрудный карман обгоревшей около воротника гимнастерки и достал оттуда смерзшуюся, всю в крови красноармейскую книжку. Он так и не мог ее раскрыть, чтобы прочитать фамилию. Подержав на ладони, завернул ее в платок и положил в карман.

— Господи, — услышал он голос деда Наума, который стоял рядом с ним, держа в руке свою скомканную заячью шапку. — До чего же они молодые. Уж лучше бы нас, стариков…

Собрав документы убитых, Голу бев сложил их в простреленную каску и отдал связному, приказав передать комбату. Подойдя к зенитке, он сгреб со ствола колючий рассыпчатый снег и стал жадно хватать его потрескавшимися от ветра губами. Заметив, что связной с каской продолжает стоять рядом, он строго взглянул на него сузившимися глазами и, сам не узнавая своего срывающегося голоса, озлобленно крикнул:

— Почему стоите? Выполняйте.

Связной вздрогнул и побежал в ту сторону, откуда должен был подойти батальон.

…В село первыми вошли разведчики. Был ранний предрассветный час. В заснеженных клунях только что прокричали петухи.

Дед Наум и Голубев огородами пробрались к крайней хате и, прислушиваясь, замерли у окопа. Не заметив ничего подозрительного, проводник тихонько постучал в раму. Через минуту в сенях послышались чьи-то шаги и хриплый старушечий голос робко спросил:

— Кто там?

— Свои, Матрена, открой. Это я, Наумка.

Дверь приоткрылась. Голубев увидел хилую, с распущенными волосами старуху, испуганно смотревшую на них с порога.

— Немцы есть на хуторе? — спросил дед Наум.

— Вроде бы нету. Вчерась приезжали к старосте, да, кажись, уехали.

— Так он не сдох еще? — сердито'сплюнул дед. — Сколько людей невинных погубил. Даже внучку председателеву и ту пытал. Все партизанов шукает.

Дед Наум и Голубев осторожно, от хаты к хате, прошли на противоположную окраину села и, убедившись, что вокруг все спокойно, свернули к дому старосты. Дом стоял почти над самым обрывом, окруженный высокими тополями,

— старый, с резными наличниками и массивными дубовыми ставнями. У ворот виднелись свежие губчатые следы от колес автомашины.

Подтянувшись на руках, Голубев заглянул через забор. Во дворе раздался захлебывающийся лай волкодава. Медлить было нельзя. Подав сигнал разведчикам окружить дом, Голубев прикладом постучал в окно.

— Кто там? — послышался глухой голос.

— Свои, Макар, — стараясь говорить как можно спокойнее, ответил дед Наум, — из комендатуры к вам пожаловать

За окном долго молчали. Затем скрипнула приступка, и во дворе послышались грузные шаги. Открыв калитку, староста на всякий случай выставил вперед дуло карабина и еще раз спросил:

— Кто такие?

Стоявший рядом Голубев ударом автомата выбил из его рук карабин, и староста, поняв в чем дело, упал на колени. Его бугристое иссиня — красное лицо перекосилось от испуга.

— Вот мы и свиделись, — сказал дед Наум, вплотную приближаясь к нему. — Выльются тебе, гадюка, сиротские слезы…

— Да за что же? Разве я сам? По принуждению все… Была бы моя воля…

— Хватит! — прервал его Голубев. — Потом объяснишь.

Пошли.

Макар, опираясь дрожащими руками о грязный, перемешанный с навозом снег, тяжело поднялся и покорно заковылял по заснеженной улице. Краем глаза поймав ненавидящий взгляд Наума, он понял, что пощады ему не будет. И, как это часто бывает, ему вдруг припомнились высохшие руки председателевой внучки Марийки, которую он целую неделю без воды и без хлеба держал в сыром подвале. После ее смерти он несколько ночей не мог избавиться от надрывного детского крика. И вот сейчас, с трудом передвигая онемевшие от страха ноги, он вновь услышал этот раздирающий душу вопль.

Макар обезумевшими глазами взглянул на мутное небо, на потянувшиеся над хатами первые голубоватые дымки и вдруг опрометью метнулся к видневшемуся на середине улицы колодцу. Голубев тотчас вскинул автомат, но староста, спешно перекрестившись, бросился головой вниз в темный квадрат обледеневшего сруба.

Осветив фонариком дно колодца и увидев, как успокаивается всколыхнувшаяся вода, дед Наум выругался:

— Вот собака! Даже смертью своей напакостил людям. Теперь чистить придется.

Отослав связного к комбату доложить, что хутор свободен, Голубев с разведчиками зашагали к роще, что начиналась почти у самой околицы.