Оковы для ари

Мама ошибочно посчитала, что причиной очередного разлада в семье Воронцовых-Королевых стало наше родовое проклятие. Я пыталась ее убедить, что нет больше никакого проклятия и она может смело продолжать встречаться со своим Геннадием и даже ненавязчиво склонять его к браку. Ну а что касается нас с Лешкой… Что ж, бывает. Се ля ви и все такое.

Понятное дело, родительница мне не верила, а я не могла рассказать ей правду, иначе бы из местной клиники перебралась в ту, у которой в палатах мягкие стены и бравые санитары со смирительными рубашками.

Что касается Александра, то он не спешил появляться на горизонте моей земной жизни. Может, полиция подсуетилась, и наш с Фьяррой ухажер наконец признал поражение – бесславно слился. Или же просто отправился в какую-нибудь деловую поездку. Он ведь, кажется, не местный… Не знаю, чего мне хотелось больше: никогда его не видеть или увидеть хотя бы раз. Не Скальде, но все же… Мне его безумно не хватало, моего ледяного дракона. Сказать, что я скучала – это не сказать ничего! При мысли о Герхильде в сердце как будто вонзались острые бутылочные осколки, ржавые кнопки, гвозди. Все вместе и по отдельности. В общем, было очень больно. И плохо.

Без него.

Я отчаянно старалась запретить себе испытывать эти чувства. Не вспоминать, не думать. Вот только с не вспоминанием и не думаньем дела обстояли стабильно плохо. Тем более что при мне осталась сила Ледяного – напоминание обо всем, что произошло со мной в Адальфиве. То ли ари забыли отвязать ее от моей души, то ли не пожелали тратить на это время и силы, но порой я ощущала ее в себе. Чувствовала, как она пробуждается и ищет выход.

А я тем временем искала, но не находила себе места. Металась по квартире раненым зверем. Строила догадки, выдвигала предположения. О том, что Скальде там с ума сходит или уже сошел. От горя. Снежок медленно умирает, потому что привязка разорвалась. А я здесь торчу, но они об этом даже не подозревают.

На всякий случай нарисовала плакаты, с большими такими надписями: «Я – Аня!», и развесила их в каждой комнате. Надеюсь только, мама с бабушкой не решат неожиданно в гости нагрянуть. Еще подумают, что страдаю провалами в памяти и пора отправлять меня на прием к психиатру.

Несмотря ни на что, я ждала, хоть и понимала, что ждать-то, по сути, нечего. Герхильд уверен, что его ари погибла. Да и, раз душа Арделии покинула Адальфиву, значит, нет больше в Ледяном Логе волшебных цветиков. А есть только его хозяин, безутешный вдовец, не догадывающийся…

Что его ари мается на Земле.

Мне все-таки удалось вывести Воронцова из состояния, близкого к коме. Я как могла его поддерживала, хоть, возможно, было бы лучше оставить его на время в покое и не мельтешить перед глазами живым напоминанием о Сольвер. Но я за него переживала.

Близился Новый год, однако настроение, мягко говоря, было не праздничным. И пока люди выбирали подарки, мы с Лешей… выбирали для Фьярры место на кладбище.

Воронцов так захотел, настоял. Ему это было нужно, и я не стала его отговаривать. Сегодня в полдень должны состояться земные похороны Фьярры-Мадерики Сольвер, на которые приглашены только я и Леша. Да священник, которому было щедро заплачено, чтобы провел погребальную церемонию без покойницы.

Леша должен был заехать за мной в половине одиннадцатого, потому что путь до кладбища предстоял неблизкий, а я, как назло, проспала. Всю ночь не могла сомкнуть глаз, ворочалась с боку на бок, потом долго сидела у окна и смотрела, как к стеклу липнут снежинки и улица, подобно невесте, облачается в белый наряд. Смотрела и думала о заснеженных улочках Хрустального города, предновогодней ярмарке и вкуснейшем медовом пиве в любимом трактире Герхильда.

Я ведь надеялась, что мы со Скальде непременно туда еще заглянем. Вместе. И на коньках, конечно же, покатаемся. Хоть его благородие будет отбрыкиваться от этого плебейского развлечения, но я обязательно его уговорю, и мы будем кататься, кружиться, смеяться и падать. А потом кормить друг друга жареными орешками и запивать все это вкуснейшее дело горячим с пряностями вином.

Вернее, уговорила бы, и мы бы катались… И я была бы счастлива, чувствуя, как мою руку сжимает сильная рука мужа. Уснула только под утро, провалилась в сон с мыслью – единственной, что помогала держаться: мой любимый жив-здоров, а значит, я все сделала правильно.

Проснулась около десяти, разбуженная проголодавшимся Котением Котеньевичем, и, сыпанув в миску корма, как ошпаренная принялась собираться. Джинсы, водолазка… Черт! Зубы ведь еще не почистила, и надо, что ли, хотя бы умыться. А расчешусь в машине.

Только сунула щетку в рот, как по квартире разнеслась мелодичная трель звонка. Бросила на часы взгляд: четверть одиннадцатого. Блин! Лешка в последнее время и так заводится с полоборота, а сегодня вообще будет сам не свой. И сейчас как увидит меня всклоченную и в тапочках…

Понеслась в прихожую, позабыв вынуть изо рта щетку, поэтому мое заверение, когда открывала дверь:

– Леш, я почти готова! – больше походило на мычание коровы.