Никто не произнес ни слова, но в зале возникло движение – люди неловко ерзали на своих местах, поглядывая на соседей. Стригои всегда вызывали страх, и идея того, чтобы идти им навстречу, все еще казалась необычной. Странно, но Татьяна, похоже, осталась довольна моим ответом. Неужели и это можно использовать как оружие против меня?
– В таком случае уместно предположить, что вы относитесь к числу сторонников прямых ударов по стригоям?
– Да.
– Многие реагировали иначе на это ужасное нападение, – продолжала Татьяна. – Однако вы не единственный дампир, желающий активно бороться со стригоями, хотя, безусловно, самый молодой.
Я не знала ни о каких других дампирах, ступивших на тропу войны из личных побуждений, если не считать тех безумцев в России. Если такая версия моей поездки устраивала королеву – ради бога, я ничего против не имела.
– Мы получили отчеты российских алхимиков и стражей, где сообщается о ваших успехах. – Я впервые столкнулась с публичным упоминанием об алхимиках, но в Совете наверняка о них говорили, и не раз. – Можете сказать, сколько стригоев вы убили?
Я удивленно посмотрела на нее.
– Я… Не помню точно, ваше величество. По крайней мере… семерых.
Хотя наверняка больше.
– По сравнению со сведениями из наших источников это весьма скромная оценка, – заявила она. – Но все равно звучит впечатляюще. Вы совершили эти убийства лично?
– Иногда да. Иногда мне помогали. Там были… другие дампиры, совместно с которыми я действовала время от времени.
– Они были примерно вашего возраста?
– Да.
Татьяна молчала; словно поняв намек, заговорила сидящая рядом с ней женщина. По-моему, это была принцесса Конта.
– Когда вы убили своего первого стригоя?
– В прошлом декабре, – ответила я, подумав.
– То есть в возрасте семнадцати лет?
– Да.
– Это убийство вы совершили самостоятельно?
– Ну… в основном. Друзья помогали мне, отвлекая его.
Я надеялась, что копаться в деталях они не станут. Первого стригоя я убила, когда погиб Мейсон, и, не считая всего, связанного с Дмитрием, эта смерть по-прежнему отзывалась в душе сильной болью.
Однако принцессу Конта детали не интересовали. Она и остальные члены Совета, которые вслед за тем тоже стали задавать мне вопросы, хотели знать об убийствах, совершенных мной лично. Если речь заходила о тех случаях, когда мне помогали дампиры, они проявляли хоть какой-то интерес, но остались равнодушны к убийствам, совершенным при содействии мороев. Зачитали записи в моем личном деле о дисциплинарных взысканиях, что меня расстроило. Упомянули о моих академических успехах, в особенности в боевых искусствах. О том, как хорошо я защищала Лиссу всякий раз, когда мы оказывались одни во внешнем мире, в частности на протяжении того года, который мы с ней провели в бегах. О том, как быстро, несмотря на пропущенные занятия, я нагнала свой класс и стала в нем одной из лучших – опять же главным образом по части боевых искусств. И в конце вспомнили об исключительно высокой оценке, полученной мной во время выпускных испытаний.
– Благодарю вас, страж Хэзевей. Можете идти.
И на этом Татьяна меня отпустила! Уговаривать не пришлось: я снова поклонилась и заторопилась вон, по дороге бросив быстрый взгляд на Ташу и Адриана. В ушах зазвенел голос королевы:
– На этом сегодняшнее заседание закрывается. Продолжим завтра.
Несколько минут спустя меня догнал Адриан, чему я вовсе не удивилась. Ганс не говорил, что после заседания я должна вернуться к работе, и я посчитала себя свободной.
– Давай призови на помощь свою королевскую политическую мудрость и просвети меня, – сказала я, когда мы пошли дальше, взявшись за руки. – Что все это значило?
– Понятия не имею. Я последний человек, способный разобраться в этих делах. Я вообще случайно туда попал – Таша потащила меня с собой. Думаю, она заранее знала, что тебя вызовут, но понимала не больше меня.
Тут я заметила, что непроизвольно устремилась в сторону зданий, где располагались рестораны, магазины и тому подобное, и почувствовала, что умираю с голоду.
– Такое впечатление, будто это часть какого-то дела, которое они обсуждают не первый день.
– Вчерашнее заседание проходило в закрытом режиме, и так же будет завтра. Никто не знает, в чем дело.
– Тогда почему сегодняшнее заседание было открытым?
Это казалось нечестным – почему королева и Совет решают, что сообщать остальным, а что нет? Все должно происходить публично.
Он задумался.
– Наверное, потому что вскоре они собираются голосовать, а это всегда происходит публично. Если твои свидетельские показания играют какую-то роль, Совет хочет, чтобы ты давала их в присутствии других мороев – тогда принятое решение будет всем понятно. – Он помолчал. – Но это так, мысли вслух. Я не политик.
– Такое впечатление, будто все уже решено, – проворчала я. – К чему вообще голосование? И какое отношение к правительству имею я?