Читаем Окраина полностью

Я хочу, чтобы люди действовали…

Монтень

1

Дорога, повиляв меж густых опрятных березняков, с чернеющими вороньими гнездами, скатилась в лог, взбежала на крутой пригорок и пошла полем, лугом; гулко простучали колеса по деревянному мостку. Лошади, словно очнувшись, громко всхрапывая, побежали резвей; густая наволочь белесой пыли повисла над трактом, который прямиком устремился к уже видневшемуся городу…

Томск!

Ядринцев даже привстал, силясь разглядеть знакомые очертания; и первое, что увидел — высокий противоположный берег Томи, к склону которого прилепилась, будто ласточкино гнездо, изба паромщика. Стояла она здесь с незапамятных времен. На высоких кольях сушились невода.

— Эй, на перевозе-е! — протяжно и сердито кричали с этой стороны. — Оглохли там, ли чо ли, уснули?..

Чуть слышно шуршала вода по песку, тянуло холодком от нее. Ядринцев, наклонившись, зачерпнул целую пригоршню и плеснул себе в лицо, тихонько фыркая, умылся.

Перевозчики, лениво переговариваясь, отвязали наконец паром и отчалили от того берега. Канат заскрипел, туго натянулся.

Солнце уже клонилось к закату, и на воде, поближе к тому берегу, текуче горели розовые блики. Гора Юрточная тоже казалась розовой, пламенем были охвачены окна в домах.

Было прохладно, но не холодно. Хотелось дышать во всю грудь, и Ядринцев, распахнув пиджак и ослабив узел галстука, неотрывно смотрел на город, еще не веря тому, что он уже дома, в Сибири, и что новая жизнь скоро начнется, уже начинается…

Паром, двигаясь поперек реки, был уже на середине, шел он легко, порожний-то, ласково поплескивала под ним вода. Мужики, поглядывая на него, курили и как бы нехотя переговаривались, до Ядринцева долетали обрывочные фразы, отдельные слова, а то и весь разговор целиком, когда мужики горячились и повышали голос.

— И скажите на милость, что за кожа ныне пошла! Одно разоренье, — жаловался кто-то. — Весной сапоги сшил, на лето не хватило — развалились! Ить этак не напасешься…

— Сибирской выделки, стало быть, — со знанием дела рассудил другой, почесывая затылок. — Непрочная. Сибирскую-то кожу и не бери — не ноская.

— Дак и не брал, кабы другая была. Отчего же наша-то, сибирская, непрочна?

— Оттого и непрочна, что делана по-сибирски, — пояснил знаток. — Кожа-то дуб любит, а у нас на таловой коре ее выдерживают… Откуда крепости взяться?

— Дак и дуб, обратно сказать, где возьмешь, коли он в Сибири не произрастает?..

— Тот-то и оно, что не произрастает. А кто знает: почем ныне сотня кирпичу? — вдруг спрашивает кто-то, И тут знатоки обнаружились.

— Дак ты, ежели будешь кирпич-то покупать, бери в арестантской роте, там он дешевле.

— Непрочный, поди, как вон та кожа?..

— Не-е, кирпич добрый. И стоит недорого, если с арестантского завода: полтины за сотню.

Ядринцев, прислушиваясь к разговору, подумал с усмешкой: при такой-то дешевизне кирпича Томску давно бы пора стать белокаменным, а он почти весь деревянный. Наверное, потому, что лес тут, в Сибири, и вовсе дармовой, ничего не стоит, да и под боком…

Паром наконец пристал. Мужики забегали, засуетились, спеша свести лошадей; лошади упирались, оседая на задние ноги, испуганно косили глазами на воду. Телеги, сталкиваясь, опасно трещали. Мужики, растаскивая их, ругались на чем свет стоит. Но вот погрузка окончена, суета улеглась, и паром, развернувшись, медленно двинулся обратно. Отплыли от одного берега, а к другому еще не пристали; но уже совсем близко…


Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза