Окраина

«Соколы» «Побелогорской жупы» укладывают последние кирпичи, волокут к пристройке старые распиленные рельсы — они пойдут вместо потолочных балок — и уже начинают штукатурить свой будущий клуб. Наконец-то — для этого понадобилось несколько лет — в недрах кладненских домен исчезают расстрелянные локомотивы; с тупика у станции снимают старые рельсы, разрезают на куски автогеном, и люди, словно предвидя в будущем нехватку строительных материалов, растаскивают их без помех, кто как может.

Добровольные труды «соколов» подходят к концу, и это хорошо. А то уж слишком много односельчан перешло от снисходительных усмешек к недовольству такой ненужной работой. Воскресники в кладненских шахтах и литейных цехах становятся обычным явлением и даже своего рода привилегией. Дребезжащий обшарпанный автобус, отъезжавший от табачного киоска по воскресеньям, теперь совершает два рейса. Первый — в субботу вечером, чтоб отвезти добровольцев в ночную смену. Второй — в воскресенье утром, увозя тех, кто едет в дневную. Если во времена нежного детства Франтишка мерилом положения в обществе считалось обладание тропическим шлемом и баррелем, а также принадлежность к одному из лагерей, отражавших социальное расслоение деревни, то сейчас единственным мерилом этого служат поездки в раздрызганном автобусе. И сверстники Франтишка делятся теперь на две части. Одни ездят в этом автобусе на воскресники, другие нет. Те, кто ездит, составляют высший слой общества. У них свой жизненный ритм, свой статут, у них есть все, что делает союз союзом — в это понятие следует включить внутреннее единство по отношению к общей цели и ревнивое неприятие тех, кто по той или иной причине к этому союзу не принадлежит. И что самое странное — такого рода спортом увлеклась не только молодежь, но и остальные, независимо от возраста. Однако есть в этом явлении и элемент абсурдности.

Так, например, заведующий начальной школой Заградничек придумал выкорчевать перед школой густые кусты сирени, бузины, боярышника, терна, а также каштаны и молодые рябины. Через репродуктор местного радиоузла он созвал добровольцев. За обычным исключением, которое составляют обитатели богатых усадеб, к школе, с кирками, мотыгами, пилами и топорами, собралась вся деревня. И за один субботний день все пространство было очищено от кустов и деревьев, за воскресенье его успели перепахать, разровнять граблями и засеять травой. Там, где так чудесно было играть в прятки, где так удачно можно было воспроизводить эпизоды из американских фильмов, в которых сыщики преследуют бандитов, а канадская конная полиция — бродяг, там возник тщательно оберегаемый газон, на который не смеет ступить ни нога школьника, ни даже курица из соседних Новых домов. А то еще все испортят!

Зато теперь если кинуть взгляд от школы, то за плоскостью искусственного газона мы не увидим ничего, кроме домишка Пенкавы, серого от засохшей грязи, дороги, над которой, как над барханами пустыни, клубится пыль, да длинной стены коровника, вдоль которой прорыта сточная канава, наполненная навозной жижей, временами таинственно булькающей и выпускающей большие пузыри. Прошли годы, пока люди, с таким рвением поспешившие на безрассудный призыв заведующего школой лишить унылый пейзаж даже скудной зелени, начали качать головами и с сожалением вспоминать, что некогда конец школьного года ассоциировался в их представлении с цветущими кустами боярышника, а новый учебный год начинался под знаком пламенеющих рябин.

Если б в ту пору кто-нибудь удумал, к примеру, что надо снести школу, строения госхоза, здание станции, он вполне мог бы рассчитывать на помощь добровольных энтузиастов. Дух беспокойства, овладевший всеми, косвенно влиял и на темпы строительства сокольского клуба. Немыслимое становилось явью. Местные помещики присылали в помощь строителям упряжки с возчиками, а вечерами собирались вокруг пристройки, растущей как на дрожжах, рассиживая на перевернутых ведрах, корытах из-под раствора и на кучках кирпичей.

Из Марианских Лазней, Карловых Вар, с таинственных швейцарских курортов и югославских Бледов слетелись все эти «патриархальные хозяева и хозяюшки», чтоб внести свою долю во всеобщее беспокойство, поиграть в «исконных крестьян», знакомых им по «Лешетинскому кузнецу», по любительским спектаклям и патриотическим опереткам, понять, чем живут люди, и сориентироваться в новых условиях, проверить, действительно ли будет осуществлено все то, чем пугают их Би-би-си и «Голос Америки».

Но повсюду они встречают холод, от которого не так далеко до ненависти и насмешки. А ведь они не делают ничего дурного, никого не обижают, напротив, даже отвечают на приветствия и сами первые здороваются с теми, кто, по их мнению, занимает видное положение в силу своей политической принадлежности.