Его излюбленный дневной маршрут пролегал до универсама «Паркерс кантри». Находился он в восьми милях к югу от города, в небольшом поселке, где Мака никто не знал. Он купил пластиковую упаковку из шести ярко-зеленых бутылок — импортное пиво, хорошее, вполне достойное, чтобы отметить удачный день, — и продолжил путь к югу по узким боковым дорогам, где практически не было движения. Мак ехал и слушал, как Джимми Баффет поет о плавании под парусом, о том, как пьет ром и ведет жизнь, о которой Мак когда-то мечтал. Летом, перед тем как поступить в юридический колледж, он провел две недели на Гавайях, где занимался дайвингом. То было первое его путешествие, и он мечтал повторить его. Шли годы, и он полностью погрузился в рутину, связанную с работой; брак приносил все меньше радости, и он все чаще слушал Баффета. Он бы и сам мог вести такую беззаботную жизнь — ходить по морям на паруснике. Он был готов к этому.
Голос Марти до сих пор звучал в ушах. Мак мог повторить весь разговор с ним, слово в слово. И он говорил сам с собой, а потом начал подпевать Баффету.
Это его звездный час, его шанс, возможность начать жизнь заново. Мак мысленно повторял, что это не сон, что деньги уже почти у него в кармане. Он подсчитывал прибыль, потом пересчитывал ее снова и снова.
Пошел снег, крупные хлопья падали на землю и тут же таяли. Даже призрачная возможность, что выпадет дюйм или два снега, будоражила город, и он знал, что, как только на землю начали опускаться редкие снежинки, детишки в школах с надеждой бросились к окнам — а вдруг отменят занятия, распустят всех по домам, играть? Наверное, жена звонит сейчас в контору с просьбой забрать девочек. После третьей банки он заснул.
Он пропустил встречу, назначенную на 14.30, и это его ничуть не волновало. Пропустил и еще одну — на 16.30. Оставив одну банку на обратную дорогу, примерно в четверть шестого вошел через заднюю дверь в офис и мгновенно столкнулся лицом к лицу с взволнованной секретаршей.
— Где ты был?! — воскликнула Фреда.
— Да так, решил прокатиться, — ответил он. Снял пальто, повесил в холле. Она прошла за ним в кабинет, уперев руки в бока, — ну в точности как жена. — Ты сорвал две встречи — с Мейденами и Гарнерами, и они далеко не в восторге. И еще от тебя разит как от пивзавода!
— Но ведь пиво и делают на пивзаводе, разве не так?
— Полагаю, что да. Короче, ты только что прошляпил гонорар в тысячу долларов!
— И что с того? — Он упал в кресло, сбив со стола несколько папок.
— Как это «что с того»? Нам позарез нужны деньги. Не в том ты положении, чтобы отталкивать клиентов. В прошлом месяце едва свели концы с концами с накладными расходами, в этом месяце дела идут еще хуже. — Голос пронзительный, визгливый, скандальный — видно, злоба накапливалась в ней несколько часов. — У меня на столе целая куча счетов. А в банке — ни цента. А в другом банке ждут не дождутся, когда ты начнешь выплачивать по кредиту, который решил взять неизвестно для чего.
— Ты сколько уже здесь работаешь, а, Фреда?
— Пять лет.
— Достаточно долго. Так что собирай вещи и проваливай. Быстро!
Она так и ахнула. Закрыла рот руками. Потом опустила их и с трудом выдавила:
— Ты что же, меня увольняешь?..
— Нет. Просто сокращаю расходы. Стараюсь сэкономить.
Она быстро оправилась и рассмеялась — коротко, нервно.
— А кто же тогда будет подходить к телефону, печатать, оплачивать счета, приводить в порядок документы, нянчиться с клиентами и прикрывать тебя, а?
— Никто.
— Да ты просто пьян, Мак.
— Пьян, но не слишком.
— Тебе без меня не выжить.
— Прошу тебя, пожалуйста, просто уйди. Не хочу вести эти бесполезные споры.
— Ты потеряешь все! — завопила она.
— Уже потерял.
— А теперь теряешь еще и последний разум!
— И это тоже. Пожалуйста!..
Она вылетела из кабинета. Мак водрузил ноги на стол. Он слышал, как Фреда стучит ящиками стола и мечется в соседней комнате. Длилось это минут десять. Потом она снова ворвалась в кабинет и крикнула:
— Паршивый сукин сын, вот ты кто!
— Понял вас. Всего хорошего.
Дверь за ней с грохотом захлопнулась, и воцарилась благословенная тишина. Первый шаг был сделан.
Через час Мак снова вышел из конторы. На улице было темно и холодно, снег прекратился. Маку страшно хотелось пить, а вот домой совсем не хотелось. И меньше всего хотелось, чтобы кто-то увидел его в одном из трех баров в центре Клэнтона.
Мотель «Ривьера» находился на восточной окраине города, рядом с дорогой на Мемфис. Дряхлое строение в стиле 1950-х, с крохотными номерами. Некоторые можно было снять на час. Небольшое кафе, тесный холл с креслами и диваном. Мак уселся за стойку бара и заказал пива. Из музыкального автомата лилась музыка в стиле кантри. Над ним на стене висел снимок баскетбольной команды колледжа. Посетители — по большей части небогатые путешественники и утомленные жизнью мужчины из местных, всем далеко за пятьдесят. Мак не узнавал никого, кроме бармена, тот давно здесь работал, а вот имя его вылетело из головы. Что и неудивительно, ведь Мака никак нельзя было назвать завсегдатаем «Ривьеры».