Окруженец

— А иначе под трибунал пойдете, за неисполнение приказа в военное время. Все ясно? Капитан Борисенко?

— Так точно!

— Лейтенант Герасимов?

— Так точно!

— Ну, вот и хорошо! И давайте без всяких выкрутасов. А поговорим после.

Он еще раз строго посмотрел на нас и вышел из землянки. Я улегся удобнее, закинул руки за голову и сказал:

— Знаешь, Вань. А ведь это уже было со мной. Такое ощущение, что все повторяется. Тогда получилось очень и очень плохо. Начиналось так же хорошо, а закончилось погано.

— Да, я знаю. Ты же рассказывал. Лучше сплюнь, Вить, три раза. Все обойдется, и потопаем дальше. А здесь, сам же видишь, немцам к нам незамеченными не подобраться. Так что, будь спок, лейтенант! И выбрось из головы всякую дурь.

В ответ я задумчиво произнес:

— Хорошо бы, хорошо бы.

Но ощущение предстоящей беды снова не покидало меня. Я старался гнать его прочь, но ничего не получалось. Нужно постараться заснуть, снова нервы разболтались:

— Давай, Ванька, отдохнем до вечера. А там и узнаем, как попал сюда твой комбриг вместе с «тридцатьчетверкой».

— Поскорее бы, а то меня уже жаба задушила! Надо же такому случиться.

— На войне и не такое бывает, Вань. Все, давай спать.

Проснулись мы часа через три, и почти одновременно. Не сговариваясь, вышли на свежий воздух. На улице стоял теплый летний вечер. Поглядывая по сторонам, мы стали неторопливо прогуливаться по лагерю. Здесь все было устроено добротно и с умом. И здесь тоже готовились к войне, как и в отряде Медведя. Странно, как будто знали. Что и сюда фашисты доберутся. Нет, скорее всего, этот лагерь оборудовали уже во время войны.

К нам подошел молодой партизан:

— Товарищи командиры, возьмите свои вещи и идите за мной.

Мы недоуменно посмотрели на него:

— В чем дело, боец?

А он неожиданно очень зло посмотрел на нас и процедил сквозь зубы:

— Места вам освободились в землянке. Много мест, можно даже выбирать.

И с ненавистью сплюнул на землю. Но и меня тут же захватила неожиданная злость, я сгреб его одной рукой за отвороты пиджака, подтянул к себе и зашипел ему на ухо:

— А теперь, сопляк, слушай сюда! Мы не виноваты в гибели твоих товарищей, они погибли в честном бою, лицом к лицу с врагом. Ясно? Я два месяца иду от самой границы, и мой первый бой был страшнее, чем твой! Но иду я не просто так, а давлю этих гадов, где только можно, и даже там, где нельзя! А этот капитан на легком танке шел в лобовую атаку на немецкую броню! Так что злость свою на нас срывать не надо! И не тебе нас судить, понятно?

Я оттолкнул его, развернулся и пошел к командирской землянке. Капитан молча похлопал паренька по плечу и последовал за мной. Уже в землянке, когда собирали вещи, он спросил у меня:

— За что ты его так, лейтенант? Пацан он еще, не понимает ничего!

Я уже немного остыл, поэтому спокойно ответил:

— Вот в том-то и дело, что пацан. Но не ребенок, у него винтовка в руках. И он должен понимать, кому и что говорить. Мы не на посиделках находимся, между прочим! Хотя, конечно, Нужно было все спокойней объяснить.

— Все, верно, напугал только пацана.

— Ничего, злее будет. В бою пригодится.

Так, разговаривая, мы собрали свое барахлишко и вышли из землянки. Пацан ожидал нас на том же самом месте, ковыряя землю носком сапога. Когда мы подошли, он только буркнул, не глядя на нас:

— Пойдемте.

И молча пошел вперед, не оглядываясь. Я быстро догнал его, взял за плечо и остановил:

— Зовут-то тебя как, боец?

— Петькой.

На его губах мелькнула чуть заметная, виноватая улыбка.

— Ты уж извини меня, Петя! Какой-то нехороший разговор у нас получился, нельзя так делать. Ну что, по рукам?

Я протянул ему свою ладонь, а он, немного помявшись, крепко пожал ее:

— Вы меня простите, товарищи командиры. У меня сегодня первый бой был, и погибли два моих друга. Я места себе не нахожу. Как будто во сне.

И он неожиданно захлюпал носом. Я обнял его и легонько похлопал по спине:

— Ничего, ничего, Петька. Идет война, продлится она, судя по всему, очень долго. Еще не раз нам придется хоронить своих друзей. А может, и они нас похоронят. Вот так-то! Держись!

Петька немного успокоился и привел нас к землянке:

— Вот здесь, располагайтесь на свободных местах.

Землянка оказалась довольно большой, человек на десять-двенадцать. Свободные места мы заметили сразу, на них уже лежал свежий еловый лапник. Идти и болтаться без дела не хотелось, поэтому мы остались в землянке и начали неторопливый разговор:

— Где-то комбриг запропал. Что ты думаешь, Вить?

— Да куда он денется! Вот соберутся все в кучу, тогда и нас позовут. Это мы с тобой беззаботные пассажиры, а у людей делов по горло.

— Согласен, но хотелось бы все быстрее разузнать.

— Успеешь! Меня вот другое беспокоит, и беспокоит очень сильно.

— А что такое? По-моему, все хорошо! Очень удачно у них лагерь расположен.

— Удачно-то удачно. Но немцы его уже засекли и теперь не отстанут, пока не уничтожат со всем гарнизоном. Ведь, по сути, это огромная ловушка. И партизаны сами себя в нее загнали, как в мышеловку. Немцам достаточно сбить заслон на большой земле, запереть выход и хана, полная блокада.

Капитан задумался и согласился: