Читаем Окруженец полностью

— Я знаю еще меньше твоего, дед! Вот топаю от самой границы. Иду, да воюю помаленьку, давлю этих гадов, где только могу, и чем только могу.

Я сжал кулаки и зажмурился. Хозяин тяжело вздохнул и обратился к жене:

— Тоня, принеси парню поесть чего-нибудь.

Семеновна тоже вздохнула, поднялась и вышла из комнаты. Герасимович, тем временем, сказал:

— Вот сейчас поешь и расскажешь нам все, что с тобой произошло. Я же вижу — молодой совсем, а виски уже седые. Значит, досталось тебе на этой проклятой войне.

В это время пришла хозяйка и принесла ужин. Я поел и стал рассказывать свою историю. Они, молча, слушали, изредка перебивая и качая головами. Когда я закончил говорить, старик внимательно посмотрел на меня, а потом произнес:

— Да, сынок! Пришлось пережить тебе, не приведи господи! И все это на одного человека, но тебе везет. Да еще как! Видать, судьба не отвернулась от тебя, раз из таких переделок живым вышел, приболел вот только, но это поправимо. А теперь давай, отдыхай. Пошли, старуха!

Пожелав мне спокойной ночи, они вышли из комнаты, а я еще долго прокручивал в голове последние эпизоды своей жизни. Выходило так, что придется мне идти к своим еще незнамо сколько времени. Да еще и здесь неизвестно, какое время мне понадобится, чтобы оклематься. Так что впереди одна неизвестность, но я понимал точно, что мне любыми путями нужно добраться до своих, и я это сделаю. Чего бы мне это ни стоило. Наверняка, это будет очень тяжело и сложно, но я чувствовал, что это мне по плечу. Я принял решение, у меня стало легче на душе, и я уснул.

39

Спалось мне очень легко, и просыпаться было приятно. Я открыл глаза, утро уже наступило, но в доме никого не слышно. Попытался приподняться на кровати, и мне это удалось, хотя немного кружилась голова. Я встал на ноги, но вот тут-то ничего и получилось. В голове так сильно завертелось, что пришлось опуститься на кровать. Но ничего — первый блин комом, еще одна попытка, и я должен пойти. Да обязан, в конце концов. Что я и сделал! На этот раз получилось гораздо лучше, и я вышел в большую комнату. Здесь снова силы оставили меня, и пришлось присесть на деревянный диван возле стола. Я передохнул и осмотрелся — диван, стол, деревянный буфет, табуретки. Обстановка самая, что ни на есть, деревенская. Я и сам в такой вырос.

Снова поднявшись, я вышел на улицу, непрерывно вдыхая свежий воздух, мне он был просто необходим. Голова опять закружилась, но не от болезни, а от ощущения того, что здоровье возвращается ко мне. Я присел на лавку около стены и осмотрелся. Кордон располагался на довольно обширной поляне. Здесь же у лесника Герасимовича был и сенокос. Судя по всему, сена на корову здесь можно накосить с лихвой, поэтому вместе с ней на пожне паслось несколько овец. На другом краю кордона хозяйка сушила сено. Вдруг она меня заметила и, бросив грабли на землю, побежала в мою сторону. Немного смешно бежала, по-старушечьи. Приблизившись, она с укоризной сказала:

— Ну, зачем же ты поднялся, Витенька? Лежать ведь тебе надо. А то, как бы хуже не стало.

— Да ничего Семеновна! Все в порядке, так я быстрее приду в себя. Когда шевелишься, то все быстрее проходит.

— Ну, хорошо, хорошо!

Внезапно она взмахнула руками:

— Господи, тебе же надо позавтракать! Сейчас я соберу!

И, не слушая моих возражений, побежала в дом, а я продолжал осматриваться. Кроме самого дома на поляне еще находились сарай, хлев, банька и какой-то амбарчик. В общем, при наличии определенных сил, можно держать круговую оборону. Тем более, что постройки располагались, как бы, кругом, с домом в центре. Эта мысль меня обрадовала, значит, вопреки болезни, голова моя еще что-то соображает в военном деле. И я сразу почувствовал себя гораздо лучше, настроение приподнялось. Тем более, что хозяйка позвала завтракать.

Я поднялся с лавки уже гораздо бодрее, голова почти не кружилась. С удовольствием перекусил вареной картошкой с молоком и снова вышел на воздух. Хозяйка продолжала сушить сено, а я наблюдал за ней. Деда нигде не было видно, а он мне очень нужен. Я не знал, где мое оружие, поэтому чувствовал себя очень и очень неуютно.

И еще, мне было неудобно сидеть без дела и я решил помочь Семеновне, хотя она уже и заканчивала ворошить сено. Когда я к ней подошел, то она стала протестовать. Но я ее успокоил:

— Все нормально, Семеновна! Небольшая разминка мне не повредит. А то я чувствую себя, как сверчок за печкой. Вроде бы существую, а толку никакого!

— Ну, ты и сказал, Витя! Какой же может быть толк, если ты только-только поднялся с кровати. Тебе еще несколько дней нужно очухиваться.

— Да ладно, пройдет все. Скажите, Семеновна, а где же дед? Он мне нужен!

— Опять пошел в поселок, вернее, не пошел, а поехал на лошади. Хочет поподробнее узнать, что в мире творится. Хотя, вряд ли что узнает, там люди тоже в неведении.

— А далеко до поселка?

— Верст пять будет, но это если по нашей тропинке, а напрямую короче будет.

Она указала рукой на большую ель:

— Вот видишь, елка высокая. Возле нее и идет наша тропка. Ну, не тропка, конечно, а так, конская дорожка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза