Читаем Оксфорд и Кембридж. Непреходящая история полностью

Биографии и труды кембриджских авторов полны жалоб на alma mater. Они жалуются на донов: «…масса свободного времени и скудное чтение» (сэр Фрэнсис Бэкон), жалуются на неорганизованные груды фактов и «отвратительно плоский ландшафт» (Теннисон) и на «безмолвное уродство Кембриджа» (Кольридж). «Как плохо это место подходит для сыновей Феба!» – написал Джон Мильтон в одном пентаметре, таком же совершенном, как любой из тех, которые он изучал в Кембридже. Больше всего ругательств в кампусе собирают выжившие из ума доны и гадкий климат. «Кембридж – настоящий дворец ветров», – писал Кольридж, в чьих комнатах в Джизус-колледже было настолько сыро, что он в первом же триместре в 1791 году слег с ревматизмом и был вынужден принимать опиум. Его предшественники, Джордж Герберт и Лоренс Стерн, умерли от чахотки, которую заработали предположительно в годы учебы. И тот факт, что эта «волшебная гора» посреди болот, университет Ньютона и Мекка ученых-естествоиспытателей, вообще произвела столько поэтов, больше похоже на чудо.

Хотя Кембридж пронизан литературными связями в большей степени, чем какое-либо другое место в Англии, кроме Лондона, лишь немногие литераторы готовы были надолго связать себя с ним. Большинство из них были «юными перелетными птицами, которые хватали на лету впечатления, знания и дружбу, воротили нос от систем и догм и улетали дальше» – резюмировал Грэм Чейни в своей «Литературной истории Кембриджа».

Университет всегда был пересадочной станцией, для многих локомотив, для некоторых – мостом к славе. Cambridge, Fame-bridge («Кембридж – мост к славе») – рифмовал Фредерик Рафаэль, подтвердивший игру слов собственной карьерой, в том числе и своим соавторством в сценарии к фильму Стенли Кубрика «С широко закрытыми глазами» 1999 года.

Поэты, которые задерживались в Кембридже, были скорее замкнуты на себе и не слишком плодовиты в литературном смысле – эксцентричные отшельники при колледжах вроде Томаса Грея и А. Э. Хаусмана, а в конце жизни и Э. М. Форстера, так не внявшего собственному предостережению о том, что «Кембридж – не то место, где следует жить писателю».

Первыми литературными паломниками еще до появления туристов в городе колледжей были литераторы. Студентом Теннисон посещал места, которые напоминали ему о Байроне, Вордсворте и других великих предшественниках. Сам Вордсворт в автобиографической поэме «Прелюдия» признавался, как пировал со своими товарищами в комнатах Мильтона в Крайстс-колледже и пил «в память о тебе», пока не напился как никогда, в первый и последний раз в жизни. В той же III книге «Прелюдии» представитель раннего романтизма описывает вылазку в Трампингтон, место действия «Кентерберийских рассказов» Джеффри Чосера.

В этой деревушке к югу от Кембриджа, как рассказывает чосеровский герой, у «грубого Симкина» («со всеми груб, надменен и сварлив») была мельница на Кеме. Симкина, вороватого и заносчивого, провели два умных школяра-юриста, Алан и Джон, когда он попытался их надуть. Они приехали из колледжа, чтобы помолоть у него зерно. В конце концов мельник остался «обманутым обманщиком», а оба школяра порезвились с его женой и дочерью. Так Чосер выводит на мировую литературную сцену кембриджских школяров, и этот дебют оказался весьма убедительным.

Лишь специалисты сегодня читают Toxophilus (1545) Роджера Эшема, диалог двух кембриджских школяров об искусстве стрельбы из лука. При этом имя автора, став нарицательным, ныне обозначает acsham (шкаф для хранения лука и стрел). Гуманист Роджер Эшем, наставник королевы Елизаветы I и ее министр иностранных дел, учился в Сент-Джонс-колледже, там же, где и сэр Томас Уайетт, который как переводчик Петрарки ввел в Англии стихотворную форму сонета, а как любовник Анны Болейн рисковал на дипломатической службе у короля Генриха VIII гораздо больше, чем будущим всех своих сонетов. «Мать моя, Кембридж!» – говорил о своей alma mater Эдмунд Спенсер в четвертой книге Faerie Qweene (1590–1596). В этом стихотворном эпосе о королеве фей Глориане и ее идеальном королевстве Елизавета I милостиво узнала себя и назначила автору пожизненную пенсию – сказочный успех для поэта, начинавшего бедным стипендиатом в Пемброк-холле.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мировой литературный и страноведческий бестселлер

Викторианский Лондон
Викторианский Лондон

Время царствования королевы Виктории (1837–1901), обозначившее целую эпоху, внесло колоссальные перемены в столичную лондонскую жизнь. Развитие экономики и научно-технический прогресс способствовали росту окраин и пригородов, активному строительству, появлению новых изобретений и открытий. Стремительно развивалась инфраструктура, строились железные дороги, первые линии метро. Оделись в камень набережные Темзы, создавалась спасительная канализационная система. Активно велось гражданское строительство. Совершались важные медицинские открытия, развивалось образование.Лайза Пикард описывает будничную жизнь Лондона. Она показывает читателю школы и тюрьмы, церкви и кладбища. Книга иллюстрирует любопытные подробности, взятые из не публиковавшихся ранее дневников обычных лондонцев, истории самых разных вещей и явлений — от зонтиков, почтовых ящиков и унитазов до возникновения левостороннего движения и строительства метро. Наряду с этим автор раскрывает и «темную сторону» эпохи — вспышки холеры, мучения каторжников, публичные казни и жестокую эксплуатацию детского труда.Книга в самых характерных подробностях воссоздает блеск и нищету, изобретательность и энергию, пороки и удовольствия Лондона викторианской эпохи.

Лайза Пикард

Документальная литература

Похожие книги

10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Пёрл-Харбор: Ошибка или провокация?
Пёрл-Харбор: Ошибка или провокация?

Проблема Пёрл-Харбора — одна из самых сложных в исторической науке. Многое было сказано об этой трагедии, огромная палитра мнений окружает события шестидесятипятилетней давности. На подходах и концепциях сказывалась и логика внутриполитической Р±РѕСЂСЊР±С‹ в США, и противостояние холодной РІРѕР№РЅС‹.Но СЂРѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ публике, как любителям истории, так и большинству профессионалов, те далекие уже РѕС' нас дни и события известны больше понаслышке. Расстояние и время, отделяющие нас РѕС' затерянного на просторах РўРёС…ого океана острова Оаху, дают отечественным историкам уникальный шанс непредвзято взглянуть на проблему. Р

Михаил Александрович Маслов , Михаил Сергеевич Маслов , Сергей Леонидович Зубков

Публицистика / Военная история / История / Политика / Образование и наука / Документальное