Оксфорд и Кембридж. Непреходящая история

Следуя стерновскому принципу отступлений, мы тоже обратимся к деревьям кембриджских поэтов: история литературы в дендрологическом аспекте необходима хотя бы для того, чтобы все мы разом не бросились к мильтоновской шелковице. «О, дорогого Кембриджа поля, скажите беспристрастно, / Ведь в травах у себя вы нас видали часто? / Да было ль дерево хотя б одно средь вас, / Не знавшее, что страсть настигнет нас?» – так в 1656 году лирик и член Тринити-колледжа Абрахам Коули оплакивал смерть университетского друга Уильяма Гарвея. Насквозь элегические корни и у кипарисов в саду Крайстс-колледжа; они выращены из семян того самого кипариса, который растет на могиле Шелли в Риме. Ясени в саду колледжа, которые Уильям Вордсворт студентом навещал лунными зимними ночами: «Один, под чудным сим творением земным», как он писал в «Прелюдии». Этого «чудного дерева» нет больше в саду Сент-Джонс-колледжа; вместо него мы увидим молодые ясени в бочках возле часовни. Но мы, как и Генри Джеймс, можем восхищаться старым конским каштаном, чьи могучие ветви, склоненные к земле, закрывают собственные корни и становятся мощнее, чем ствол – «одна из самых потрясающих достопримечательностей сада Тринитихолла», – писал искушенный в деревьях американский писатель. Однако самый красивый памятник поэту вы найдете в Баксе, когда цветет вишневая аллея, которую посадили члены Тринити-колледжа в память об одном из них, о лирике А. Э. Хаусмане: «Из всех деревьев вишня краше всех, / Окутал ветви белый цвет, как снег, / Все в белом встали вдоль тропы – девицы / В ожидании Светлой Седмицы».

Завершая дендропоэтический экскурс, мы находим тис, который возвращает нас в xviii век. Это дерево Томаса Грея и его «Элегии, написанной на сельском кладбище» (1751), вечнозеленое тенистое дерево меланхоликов и мертвых. Как и сельские жители в его элегии, «чуждые смут и волнений безумной толпы»[84], Грей в бытность свою членом Пемброк-колледжа жил как улитка в своем домике. «Кембридж – восхитительное место, и сейчас здесь никого нет, – писал он своему другу в августе 1760 года. – Думаю, оно бы тебе понравилось, если бы ты понял, какое оно без обитателей. Это они, уверяю тебя, составляют ему дурную репутацию и все портят». Если не считать нескольких путешествий, всю свою жизнь он провел в Кембридже – самый странный и загадочный университетский отшельник своего времени. Мало кто из английских поэтов оставил так мало стихов, как Грей. Тем не менее эти несколько стихотворений цитируют чаще, чем строки любого другого английского лирика xviii столетия. Кладбищенская элегия Грея, совершенная по звучанию и форме, соединяет в себе классические стилевые элементы с новым ощущением природы и выражением чувств эпохи романтизма, предвестником которой и считается Грей.

В георгианском Кембридже для искушенной в пьянстве, тщеславной и завистливой ученой клики колледжа Грей был аутсайдером, чью писательскую сдержанность, по мнению Лесли Стивена, уколы коллег только усиливали, «как если бы певчая птица собралась высиживать птенцов в осином гнезде». К его немногочисленным друзьям в колледже принадлежал Горацио Уолпол, а к соперникам – эксцентричный Кристофер Смарт, который однажды заметил: «Грей ходит, словно наложил в штаны, и выглядит так, будто нюхает это». Однако лирик Кристофер Смарт заслуживает больше, чем просто упоминания в связи с Греем. Он писал стихи редкой, трепещущей, надломленной интенсивности, напоминающие стихи Горация, и псалмы; их пульсирующий ритм и религиозный экстаз взрывал традицию, которой придерживался Грей, сдержанный как в жизни, так и в творчестве. Смарт, поэт и религиозный фанатик, провел много времени в сумасшедшем доме и закончил свои дни в долговой тюрьме.

В пасмурный октябрьский день 1787 года некий первокурсник гордо въехал в свою новую квартиру в Сент-Джонс-колледже. Он, говоря его же словами, «селянин с севера», спустился с холмов Озер ного края на самую плоскую из равнин и нашел себе «уединенный уголок», укромный закуток над кухней в первом внутреннем дворе. Его «невзрачная келья» сегодня перестроена в конференц-зал и называется залом Вордсворта. В 1791 году, когда Вордсворт покинул Кембридж, к учебе в Джизус-колледже приступил Сэмюэль Тейлор Кольридж. Они встретились лишь четыре года спустя, подружились и стали вместе создавать историю английской литературы.

Эти Диоскуры английского романтизма, давно канонизированные авторы лирических баллад, в учебе показали себя не лучшим образом. Кольридж ушел из университета раньше срока, даже без экзаменов; Вордсворт закончил учебу «без отличия» (в то время как его младший брат Кристофер стал ректором Три нити-колледжа). Обоих стеснял распорядок жизни колледжа. Посещение часовни было обязательным два раза в день, а за каждое отсутствие на церковной службе назначался двухпенсовый штраф, что позволило Кольриджу заметить: «Я был необыкновенно религиозен по экономическим соображениям».