Октавия

Он переменил позу, и его колено коснулось ее ноги. Она вздрогнула так, будто ее током ударило.

- Э, да ты на взводе, - заметил он.

Она нервно рассмеялась.

- Когда ты научилась так смеяться?

- Как?

Он показал, как, и она опять нервно засмеялась.

- Да, вот так.

- Ты нисколько не изменился, - взорвалась она. - Тебе всегда доставляло удовольствие меня подкалывать.

- И голос у тебя стал другой. Театральная школа совсем выбила из тебя йоркширский акцент.

Когда она резко поднялась, он попытался ее задержать.

- Отпусти мою руку, - проговорила она, задыхаясь.

- Послушай, душа моя, не сердись.

- Пусти меня, - сказала она уже громче.

- Говори потише. На нас все смотрят. Ну что ты? - он притянул ее и усадил рядом. - Неужели ты не понимаешь? Я проехал тысячи миль, чтобы вернуть тебя. Я знаю про тебя все, дорогая. Держу пари, что ты не рассказывала мальчику Энрикесу про жизнь в трущобах и про уголовника-отца, правда?

- Заткнись! - прошипела Белла, побелев от гнева.

- А это, как тебе хорошо известно, только начало истории. Теперь допивай, как послушная девочка, и я увезу тебя куда только пожелаешь. Но с завтрашнего дня забег начинается. Я не позволю Энрикесам прибрать тебя к рукам. Тебе не надо с ними связываться, дорогая. К чему вырываться из своего круга?

Когда такси покатило в сторону Чичестер Террас, Белла принялась спешно причесываться и подправлять косметику на лице.

- Да брось ты это, - сказал Стив.

- Но я же так неподходяще одета, - всполошилась Белла. - Я купила себе такое отличное черное платье.

- Ты актриса. Энрикесы были бы страшно разочарованы, если бы оказалось, что ты выглядишь, как положено. Скажи им, что Гарри Блэкхауз держал тебя несколько часов и только что отпустил.

Они ехали по Олд-Бромтон-роуд, и цветущие вишни ослепительно белели на фоне темнеющего неба.

- Весна, - сказал Стив, обнимая ее. - Чувствуешь прилив сил?

Она ответила на его поцелуй, убежденная уже только в одном - что она в его объятиях и что так и должно быть.

- Не ходи туда, - прошептал он.

- Нет, Стив. Ради Бога! - Она резко оттолкнула его и отодвинулась, дрожа и будучи не в силах говорить. Так она и сидела, пока такси не повернуло на Чичестер Террас.

Он записал помер ее телефона на сигаретной пачке.

- Не потеряй, - ее взбесило, что она это сказала. - Меня нет в телефонной книге. О, Господи, ты сел на цветы для матери Руперта.

Глава пятая

Стоя на тротуаре и наблюдая, как его увозит такси, она чувствовала какую-то опустошенность. Пробежав мимо больших белых домов, расположенных в отдалении от мостовой и окруженных садами, где цвели ранние розы и азалии, она подошла к самому белому и самому большому из них. По обе стороны ворот стояли с ощеренными мордами два каменных льва. Дверь открыла горничная, но не успела она принять пальто Беллы, как в прихожую влетел Руперт с бледным и искаженным лицом.

Каким юным и неоперившимся кажется он по сравнению со Стивом, подумала Белла.

- Дорогая! Что случилось? Уже десятый час!

Белла недаром была актрисой. Она тут же изобразила замешательство и раскаяние.

- Я так сожалею! Гарри Бэкхауз заставил меня ждать целую вечность, потом несколько часов ушло на прослушивание, а потом он стал самым ужасным образом ко мне приставать. - Глаза ее наполнились слезами. - Я хотела позвонить, правда, но было уже так поздно, что я решила лучше сразу ехать сюда. У меня даже не было времени переодеться. Пожалуйста, прости меня.

Она подумала, что за это в нее вот-вот должна ударить молния. Но Руперт в конце концов успокоился.

- Бедняжка, - сказал он, схватив ее за руку, - Ну, ничего страшного не случилось. Проходи и познакомься со всеми.

Они вошли в большую неприветливую комнату, нечто среднее между музеем и джунглями.

Золоченая мебель, элегантные и неудобные кресла. На стене висели огромные картины в тяжелых золоченых рамах, очень скверно освещенные. Повсюду стояли растения в горшках.

- У бедняжки Беллы был ужасный вечер, - объявил Руперт. - Проклятый режиссер только что ее отпустил.

- Я так сожалею, - сказала Белла, одаривая присутствующих одной из своих самых пленительных улыбок. - Он заставил меня прождать несколько часов, а потом…

- Мы слышали, как вы говорили это за дверью, - холодно сказала какая-то крупная женщина.

- Моя мать, - представил ее Руперт.

Констанс Энрикес была высокая, и отнюдь не худая. Ее лицо с большим вывернутым наружу ртом и стеклянными глазами навыкате напоминало лежащую па сковородке треску. Голос ее мог бы перекрыть любой военный плац.

- Приятно познакомиться, - сказала Белла, решив про себя, что ничего приятного в этом нет.

- Я полагаю, ты сказал мисс Паркинсон, что мы всегда одеваемся к ужину, - бросила Констанс Руперту.

В этот вечер Белла выпила слишком много виски.

- А я не одета, - сказала она, поглядев на свою расстегнутую блузку, и, почти бессознательно перейдя на утрированный великосветский акцент, добавила: - Я крайне сожалею.

Наступила мертвая пауза, потом кто-то рассмеялся.

- Мой отец, - представил его Руперт, усмехаясь.