Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

Смена караулов произошла в 4 часа дня, и с этого часа мы, находившиеся во дворце придворные, стали считаться под добровольным арестом и не имели уже права покидать стены дворца»^[461].

Александра Федоровна приказала Сводному полку и казакам 2-й Кубанской и 3-й Терской сотням сдать посты. Охрану Александровского дворца принял один из запасных стрелковых батальонов^[462]. «Когда офицеры Сводно-пехотного полка пришли прощаться с Ее Величеством, многие не выдержали и разрыдались. Впоследствии Государыня призналась, что и для нее расставание было мучительным. Офицеры попросили у Государыни платок на память о ней и великих княжнах… То был день расставаний. Много офицеров приехало из Петрограда, чтобы попрощаться с царской семьей… Наконец, Государыня решила сообщить дочерям об отречении их отца. Она не могла допустить, чтобы они услышали это печальное известие от самого императора. Она поднялась к ним в комнаты и долгое время оставалась с ними одна»^[463].

Сил говорить с сыном у Александры Федоровны, вероятно, не было. С ним говорил его наставник Пьер Жиляр:

– Знаете, Алексей Николаевич, ваш папа, больше не хочет быть царем.

Он посмотрел на меня изумленно, пытаясь по моему лицу понять, что произошло.

– Что? Почему?

– Он очень устал, и к тому же в последнее время у него было очень много проблем.

– Да, конечно. Мама говорила мне, что какие-то люди остановили его поезд, когда он хотел приехать сюда. Но разве потом папа не будет снова царем?

Тогда я сказал ему, что царь отрекся от престола в пользу великого князя Михаила, который также отказался от царствования.

– Но кто же тогда будет царем?

– Не знаю. Скорее всего, никто…

Ни слова о себе. Ни единого намека на свои права наследника престола. Он был очень возбужден, щеки его пылали.

Он помолчал немного, а потом сказал:

– Но если не будет царя, то кто же будет править Россией?

Я объяснил, что было сформировано Временное правительство и что оно будет управлять государством, пока не соберется Учредительное собрание, и тогда, возможно, его дядя Михаил взойдет на трон.

И я опять был поражен скромностью мальчика.

В 4 часа дня двери дворца закрылись. Мы были пленниками! Сборный полк охраны был заменен на полк из гарнизона Царского Села, и солдаты на посту должны были не охранять, а сторожить нас!»^[464]

В ночь на 9 марта революционные бойцы выкопали гроб с телом Григория Распутина. Гроб вскрыли, под бородой покойного нашли икону Божьей матери. На обороте иконы прочитали имена – Александра, Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия и Анна (Вырубова), о чем немедленно оповестили всех через газеты. Была арестована семья Распутина^[465].

Утром Исполком Петросовета первым рассматривает вопрос «об аресте Николая Романова»: «Не допустить отъезда в Англию Николая Романова и арестовать его. Местом водворения Николая Романова решено назначить Трубецкой бастион Петропавловской крепости, сменив для этой цели командный состав последней. Арест Николая Романова решено произвести во что бы то ни стало, хотя бы это грозило разрывом сношений с Временным правительством»^[466].

В 11 утра Николай II подъехал к Царскосельскому дворцу. Волков запомнил: «Ворота были закрыты, и дежурный офицер крикнул: «Открыть ворота бывшему царю». Ворота открылись, автомобиль подъехал ко дворцу. Из автомобиля вышел Государь и князь Долгоруков (генерал-адъютант Свиты). Когда Государь проходил мимо собравшихся в вестибюле офицеров, никто его не приветствовал. Первый это сделал Государь. Только тогда все отдали ему привет»^[467]. Гофмейстерина императорского двора Елизавета Алексеевна Нарышкина записала в дневник: «Сегодня прибыл Император. Я спустилась вниз, чтобы его увидеть, и остановилась позади прислуги. Он выглядит спокойным. Валя Долгорукий зачитал нам акт отречения от престола. Фредерикс, Нилов и Воейков арестованы»^[468]. Волков: «Государь прошел к императрице. Свидание не было печальным. Как у Государя, так и у императрицы, на лице была радостная улыбка. Они поцеловались и тотчас же пошли наверх к детям»^[469]. Жильяр: «После обеда он пришел в комнату Алексея Николаевича, где в это время находился и я, и приветствовал меня с обычной любезностью. Однако по его бледному лицу было видно, что во время своего отсутствия он безмерно страдал»^[470].

Николай вышел на воздух. «Быстрым шагом он направился к Большой аллее, – свидетельствовала Ден. – Вдруг словно из-под земли появился часовой и сообщил Императору, что ему нельзя идти в этом направлении. Государь махнул рукой, но повиновался и пошел назад. Но тут произошло то же самое: другой часовой преградил ему путь, а какой-то «офицер» стал объяснять Государю, что поскольку он находится на положении арестанта, то и прогулка должна быть такой же, как в тюремном дворе! Государь повернул за угол, шел медленно, понурив голову, совершенно подавленный… Мне представляется, что до этой минуты мы не понимали, ни что такое мертвая хватка революции, ни что она значит»^[471].