Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

Подполковник Николай Николаевич Пораделов, оставшийся за старшего в штабе округа, вскоре даст показания следователям: «По получении ультиматума Кишкин, Рутенберг, Пальчинский и Багратуни перешли в Зимний дворец, откуда обещали позвонить по телефону ответ на ультиматум самокатчиков… В назначенный самокатчиками срок ответа от упомянутых не поступило». В 19.40 пятьдесят красногвардейцев и солдат Павловского полка под командованием члена ВРК Склянского и рабочего с завода Розенкранца Анохина захватили штаб Петроградского военного округа. Пораделов сдал его без боя»[2975].

Это означало уже полное блокирование правительства во дворце. Ответа на ультиматум, который уже полчаса как истек, не было. Министры продолжали совещаться. Кто-то поинтересовался у Вердеревского, что будет с Зимним, если «Аврора» откроет огонь. Тот спокойно ответил:

— Он будет обращен в кучу развалин. И ни одно другое здание не будет повреждено[2976].

«Из Малахитового зала, который окнами выходил на Неву и как бы напрашивался на снаряд от «Авроры», министры перешли в одно из бесчисленных помещений дворца, окнами во двор. Огни были потушены»[2977]. Обратиться к Городской думе за моральной поддержкой. «Одновременно начались усиленные поиски какой-либо физической помощи. Делалось это при посредстве телефона, который оказался не выключенным… Все взывали о помощи. Но помощи не нашли»[2978].

В Ставку ушла телеграмма за подписью Коновалова: «Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов объявил правительство низложенным, потребовал передачу власти под угрозой бомбардировки Зимнего дворца пушками Петропавловской крепости, крейсера «Аврора». Правительство может передать власть лишь Учредительному собранию, решило не сдаваться и передать себя защите народа и армии. Ускорьте посылку войск»[2979].

Пальчинский дал приказ юнкерам стойко защищаться, но они желали поговорить с самим правительством. «Около семи часов вечера они пришли и спросили: что прикажете делать? Отбиваться? Мы готовы до последнего человека. Уйти домой? Если прикажете, мы уйдем. Прикажите, вы — правительство. И министры сказали: так и так, мы не знаем, мы не можем приказать ни того, ни другого. Решите сами — защищать нас или предоставить нас собственной участи… Министры не понимали того, что сейчас же поняли юнкера: не отдавая никакого приказа, отсылая к личной совести, к частному усмотрению юнкеров, министры перестали быть правительством»[2980].

Антонов-Овсеенко сел писать второй ультиматум Временному правительству, давая ему теперь действительно 20 минут на раздумья, после чего будет открыт огонь с судов и из орудий Петропавловской крепости. Матрос с «Амура» Алексей Антонович Дорогов вспоминал: «С ультиматумом отправился я и тов. Павлов; тов. Павлов остался на середине площади, между штабом округа и дворцом, чтобы обоим не погибнуть… Раздался оклик:

— Стой! Кто идет?

Несколько солдат направили на меня винтовки с баррикад. Я ответил:

— Иду от Революционного комитета парламентером к Временному правительству с пакетом, и пакет нужно передать лично…

Дорогов отошел, ждет. Минут через пятнадцать позвали, чтобы дать ответ. «Я не дошел двух шагов до баррикад, как со стороны Морской началась стрельба. Со всех концов Зимнего на стрельбу ответили из пулеметов и винтовок»[2981]. На сем закончилась история и второго ультиматума.

Последовал приказ к штурму. Сигнал должен был дать выстрел пушки Петропавловской крепости, а вся ее артиллерия поддержать наступление. Не тут-то было. Комиссар крепости Благонравов: «Навстречу выходит прапорщик и докладывает, что стрелять из орудий нельзя, так как они в неисправности, — в компрессорах нет ни капли масла, и при первом выстреле их может разорвать. Подозреваю подвох. Волна страшной злобы ударяет в голову, рука против воли тянется к нагану, но вовремя сдерживаюсь. Расспрашиваю. Фейерверкер и артиллерист в один голос подтверждают то же самое. Я ничего не понимаю в орудиях и потому беспомощен уличить артиллеристов во лжи[2982].

Антонов-Овсеенко там же в крепости, и он в ярости на Благонравова:

— Как, но вы же говорили, что все готово? Вас просто надувают артиллеристы. Пойдем к батареям.

Уже темнеет, мы изрядно путаем в дебрях Петропавловки. Ну, конечно, эти господа все стараются просто сорвать, ничего у них не ладится, объяснения путаны, в тоне предательская дрожь.

— Ладно. Вызовите артиллеристов с Морского полигона. Сигнал же дайте из сигнальной пушки, — распоряжаюсь я.

Поднялась суета. Подозрительно долго возятся с сигнальной пушкой. Совсем стемнело. Грозно, зловеще все напряглось вокруг Зимнего, из Смольного нас торопят.

— Из-за вас может черт знает что произойти, — упрекаю я Благонравова.

В этот момент кто кто-то вбегает в комендантскую крепости:

— Они сдаются, ультиматум принят.

Благонравов покачнулся от волнения, но выпрямился, бросается со слезами ко мне, раскрыв объятия. Еду на моторе в Штаб округа. Пробираемся сквозь наши заставы»[2983]. Как выяснилось, рано радовались.