Читаем Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем полностью

Сначала страна просто не работала, потому что все бастовали. 5 марта Петросовет принял решение прекратить всеобщую политическую стачку, признав «возможным ныне же приступить к возобновлению работ в петроградском районе с тем, чтобы по первому сигналу вновь прекратить начатые работы». 9 марта Совет констатировал, что, «за небольшими исключениями, рабочий класс столицы проявил поразительную дисциплину, вернувшись к станкам с такой же солидарностью, с какой он оставил их несколько дней тому назад, чтобы подать сигнал к великой революции». Но на ряде предприятий забастовки продолжались, коль скоро «старая власть еще полностью не рухнула», война не закончилась, а 8-часовой рабочий день еще не введен.

10 марта Совет еще раз призвал вернуться к станкам. После этого работа вроде как началась. Но, постановив восстановить работы, Совет одновременно призвал пролетариат быть готовыми «по первому сигналу снова бросить», а пока — «вырабатывать экономические требования». «Как позвано, так и услышано, так рабочие и вернулись: не к станкам, а больше — хулиганить, — писал Александр Исаевич Солженицын. — Редко где работа началась по-настоящему, но и там собирались на митинги, требовали оплатить им полностью дни революции и вообще повысить оплату. Где волынили, не становились к станкам, где работали попустя руки, зато на каждом заводе измысливали свои новые требования, а пуще всего не подчинялись мастерам, оскорбляли их и даже вывозили на тачках. Или требовали уволить директора. И такое пошло дикое: что мастера теперь должны быть не по званию своему, а самими рабочими выбраны, хоть из рабочих же. Но это уже был — конец всякого завода».

Такая же участь ждала и инженерно-технический персонал. «В эти недели инженеры попали так же, как и офицеры в первые недели революции, — только не было у них револьверов и шашек, которые бы отобрать, а такая же подсечная немочь лишила их всего обычного образа правления и права: они не могли расставлять рабочих, направлять, указывать, а каждый раз в виде ласковой просьбы: исполнят рабочие — хорошо, а не исполнят — ничего не поделаешь. Пока в Петрограде еще только готовились хоронить жертв революции — а на петроградских заводах вот убили двух инженеров (и с десяток избили)»[613].

В сводке министерства торговли и промышленности за март говорилось об «обезглавливании» предприятий по всей стране: «Рабочими, служащими, различными революционными организациями удаляются нежелательные руководители и ответственные лица — управляющие, мастера, технический персонал, администрация, заведующие отдельными отраслями производства. Причины удаления самые разнообразные — обвинения политические, экономические и личного характера…»[614]

Круг протестующих постоянно рос. Абрам Гоц, которому чаще других приходилось общаться от имени Петросовета с забастовщиками в столице, жаловался Чернову:

— Все принялись бастовать напропалую, прачки бастуют уже несколько недель, приказчики, конторщики, бухгалтера, муниципальные, торговые служащие — часто с докторами во главе, — портовые рабочие, пароходная прислуга.

Сам Чернов констатировал: «В любой отрасли промышленные забастовки грозили стать перманентными. Со своей стороны предприниматели вопияли о ненасытности рабочих. Грозили локаутами и порой пробовали к ним переходить. Им в ответ росли протестующие вопли рабочих о накоплениях во всех отраслях индустрии, военных прибылях. Взаимная ненависть обоих сторон разгоралась и предвещала пожар гражданской войны, которой никакими заклятиями никто остановить был бы не в силах»[615].

Практически на всех предприятиях развернулась борьба за 8-часовой рабочий день. Первым, как ни странно, откликнулся… Гучков, который, казалось бы, должен был быть заинтересован в повышении выпуска оборонной продукции (можете себе представить меры по сокращению рабочего дня в разгар Великой Отечественной войны?!) «Несмотря на военное время, Гучков немедленно ввел на всех государственных оборонных предприятиях 8-часовой рабочий день, — восхищался Керенский. — В результате его инициативы этот распорядок стал нормой и на промышленных предприятиях всего частного сектора»[616].

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука