Октябрь

«Не дезорганизация революционной и революционизирующейся армии и не бессодержательное «долой войну» – наш лозунг. Наш лозунг: давление на Временное правительство с целью заставить его открыто, перед всей мировой демократией, немедленно выступить с попыткой склонить все воюющие страны к немедленному открытию переговоров о способах прекращения мировой войны. А до тех пор каждый остается на своем боевом посту».

Армия, настаивал Лев Каменев далее, «будет стойко стоять на своем посту, на пулю отвечая пулей и на снаряд – снарядом».

Таким образом, как выразилась большевичка Людмила Сталь, партия «двигалась в темноте ощупью» – ведь, придерживаясь такого курса, «Правда» практически не отличалась от печатных изданий более левых (по сравнению с большевиками) меньшевиков или радикальных левых эсеров. Выступив против агитации в войсках на фронте, тройка вновь прибывших в Петроград большевиков заняла позицию, несколько отличавшуюся от позиции Ленина.

Сразу же по прибытии в Петроград Александра Коллонтай доставила в редакцию «Правды» ленинские «Письма из далека». Они ужаснули нервозных товарищей Ленина по партии и ошеломили их своей непримиримостью. Редакторы газеты согласились опубликовать лишь первое письмо, да и то (не зная, как поступать с его крайне левыми формулировками) они постарались выхолостить, существенно обкорнав его.

То, что сейчас было изложено – это достаточно широко известная история о том, как письма Ленина шокировали старых большевиков. На самом же деле все происходило следующим образом.

«Правда» опубликовала только первое письмо исключительно по той единственной причине, что (почти наверняка) редакция газеты его одно и получило. Действительно, оно подверглось многочисленным правкам, которые, однако, не смогли ослабить ленинских тезисов или притупить его провокационные выпады. Его доводы в пользу того, что революция должна продолжаться, остались в силе, как и его призыв к рабочим: «Вы должны проявить чудеса пролетарской и общенародной организации, чтобы подготовить свою победу во втором этапе революции». Вскоре он разъяснит, что этот этап будет заключаться не в строительстве социализма, а в захвате политической власти, в обеспечении победы в Советах, чтобы обеспечить победу (обязательно буржуазной, демократической) революции. Самое большее, на что Ленин решился, – это достаточно туманно допустить (с учетом международного контекста, который предполагал, по его мнению, что, благодаря событиям в России, могла произойти антикапиталистическая – и не только – революция против капитализма – и не только против него), что рабочим может быть позволено предпринимать начальные шаги в направлении социализма.

Большевики в Петрограде с энтузиазмом восприняли данное письмо. Сестра Ленина, Мария Ульянова, состоявшая в большевистской партии и работавшая в редакции газеты «Правда», связалась с братом, чтобы, как и пришедшая в восторг Александра Коллонтай, выразить «полную солидарность» с ним партийных товарищей. Та редактура, которую большевики сделали накануне, была направлена на то, чтобы устранить упоминания возможного восстановления царского режима и неубедительные инсинуации относительно заговора союзников против Николая II. Были также исправлены некоторые языковые погрешности.

Они также смягчили типичное для Ленина обличение различных врагов, в том числе кадетов, правых и социалистов, не входивших в большевистскую партию. Кроме того, редакторы благоразумно убрали из текста оскорбления в адрес председателя Исполкома Петросовета Николая Чхеидзе, Александра Керенского и даже главы Временного правительства умеренного кадета Георгия Львова: у них были веские основания полагать, что рано или поздно им потребуется помощь указанных лиц в возвращении на родину эмигрантов-большевиков, в том числе и Ленина. Наряду с этим редакторы «Правды» не стали подвергать цензуре ленинские нападки на кадетов и правых меньшевиков, которые вряд ли могли быть им полезны. Это был подход не столько мягкий, сколько стратегический.

Более поздний миф об эффекте разорвавшейся бомбы, который якобы произвели «Письма из далека», возник из-за неверного восприятия их редактуры и одновременно ее довольно тенденциозного изложения (в том числе Львом Троцким) на фоне внутрипартийной борьбы.

Тем не менее, хотя этот частный конфликт являлся по большей части ретроспективным вымыслом, он, бесспорно, стал казаться вполне правдоподобным из-за резких ленинских формулировок, к которым он прибегал, в том числе в ходе ожесточенной полемики. Он был склонен проявлять бескомпромиссность, однако эта характерная для него практика была свойственна и другим участникам внутрипартийных дискуссий. Безусловно, к ней можно было бы и не прибегать, но у Ленина вызывала раздражение умеренность в рядах большевиков и их временных союзников. Таким образом, «Письма из далека», являясь «продолжением» большевистского курса, одновременно обозначали грядущую четкую и более решительную позицию большевистской партии. Ту, которая прояснится после возвращения Ленина.