Был август месяц. Северьянов с непокрытой головой шагал на заседание школьной комиссии. Вспоминал свой разговор в укоме партии, который состоялся неделю назад в тот же день, когда был создан оргкомитет Союза учителей-интернационалистов. «Говорят, что ты среди учителей анархию разводишь? — встретил тогда его председатель уездного комитета партии, как только Северьянов переступил порог его кабинета. — Без ведома укома создал какой-то новый союз учителей». — «Не какой-то, — возразил, вспыхнув весь, Северьянов, — а Союз учителей-интернационалистов, о котором у нас с вами был разговор, когда я еще уезжал на Всероссийский съезд-курсы. Вы сами тогда говорили мне, что запаздываем с организацией левого учительства… Я заходил к вам перед собранием. Вас не было». — «И то верно, отсутствовал». — «Список я отдал Хлебниковой. — Северьянов с неприязнью выговорил последнее слово, тот заметил это, и по лицу его пробежала тихая усмешка. — Значит, вы за этим меня и вызывали?» — «Нет, есть дела поважнее. Через час ты примешь под свою команду конный отряд в сорок сабель и по маршруту, который тебе укажет военком, поведешь его. В соседней с твоей Красноборской волостью при дележе монастырских лугов произошло кровавое побоище. Кулачье и монахи, которым на помощь из соседних лесов вышли бандиты, напали на крестьян-бедняков. Несколько человек убито. Банда, кулаки и монахи ведут сейчас бешеную агитацию за создание «армии народных партизан» с целью похода на Советы окружающих волостей, потом и на наш город. По сведениям разведки, часть монахов не участвует в этой авантюре, держит нейтралитет. Нужен молниеносный кавалерийский удар. Не исключена возможность переговоров…» — «По части дипломатии, товарищ Иванов, я слабоват». — «Не прибедняйся! Твой друг Вордак провел там тщательную разведку и просит прислать отряд обязательно под твоей командой, потому что считает тебя не только хорошим полководцем, но и дипломатом. Главное, ты хорошо знаешь эти места и имеешь опыт борьбы с бандитами, — продолжал Иванов: — Вордак и Усачев подтянули в окрестности монастыря свой отряд. В условленном месте ты с ними встретишься и договоришься о совместных действиях. У меня все». — «А у меня, товарищ Иванов, будет к вам большая просьба. В эти дни, пожалуйста, наблюдай сам за нашими кадетами. Хлебникова старается задобрить их компромиссами. А им надо клыки сбивать. Да и саму Хлебникову надо, по-моему, привести в чувство. Отец ее, бывший инспектор гимназии, тоже порядочный зубр и, видимо, влияет на свою дочь». — «Хлебникова у нас самый старый член партии, — возразил Иванов, подумал и добавил: — Подпольщица. Вступила в партию до Февральской революции. Работала в большевистском социал-демократическом кружке еще будучи слушательницей Бестужевских женских курсов. Она, правда, очень тщеславна. Есть за ней такой грех». Северьянов бросил, сердито глядя на дверь: «Она золу есть станет, чтобы только на себя обратить внимание».
Шагая сейчас по каменным плитам узкого тротуара, Северьянов надел свою форменную учительскую фуражку. Подумал, что фуражка эта шла к его серой кавалерийской шинели, и обиделся, что Наковальнин и Коробов подшучивают над ним. Надев фуражку, приосанился, и овладела им задумчивая суровость. Но вдруг он обратил взгляд на мостовую, которую медленно пересекала девушка. Над ее белой широкополой шляпкой тихо покачивался белый зонтик с голубыми каемками. Черная плиссированная юбка и белая блузка без воротника с очень маленьким вырезом приятно облегали стройное тело. Северьянов не сразу узнал в девушке Таню Глуховскую, а когда узнал, долго не решался окликнуть. Наконец Северьянов позвал ее. Таня быстро обернулась.
— Вы живы?! — крикнула она, подходя к нему со счастливой улыбкой на лице.
— Как видите.
— А тут распустили слух, будто пять волостей восстали против Советов и что мятежники уничтожили ваш отряд. — Таня хотела рассказать дальше, как вчера в парке Демьянов, такой всегда ровный и спокойный, возбужденно и зло сказал ей: «Скоро большевиков вешать будем!», но выговорила Таня другое: — Ваши товарищи тоже целы и невредимы?
Северьянов взял Таню под руку.
— Один погиб, — сказал он с тяжелым вздохом, — несколько человек ранено. Разговоры о восстании пяти волостей, Таня, все это выдумали наши враги, вроде Овсова, Гаврилова…
— Врагов у вас немало, — медленно промолвила Глуховская и посмотрела на Северьянова внимательно и грустно. — Расскажите, если это не государственная тайна, что там, куда вы ездили, произошло?
Северьянов подробно рассказал Тане обо всем, вполне доверяя ей.
— А вас все-таки могли убить! — со страхом вымолвила Таня, когда Северьянов смолк.
— Могли, — усмехнулся Северьянов, — но на этом деле теперь стоит сургучная печать…
Шли несколько минут молча. Северьянов снял фуражку и встряхнул головой: