Октябрьские зарницы. Девичье поле

— У кого что, — возразил Шингла, обтирая губы. — Тебе, например, Ромась, в руку свинца влили, а в мою…

— Железо! — подхватил Василь.

Ромась спокойно выпил самогон и поставил стакан на кочку, густо засеянную кукушкиным льном. Кузьма наполнил Шингле стакан из своего походного жбанчика, искусно повитого тонкой берестой:

— Давно, Шингла, твоя рука креститься перестала?

— Одно другому не касаемо, — неопределенно ответил Шингла. — Бывает, которая рука крест кладет, та и нож точит.

Ромась принял от Кузьмы стакан с самогоном и передал с ухмылкой Шингле:

— Ты когда-нибудь смотрелся в зеркало?

— Зачем мне? Я и так знаю, что с моей рожей только детей пугать.

Ромась потянулся, повел сонными глазами на Северьянова, и они вместе зевнули. Василь погрозил Ромасю обглоданной костью:

— Зевок пополам — быть в родне.

Ромась ухмыльнулся:

— Мы уже породнились.

Северьянова укололи не столько слова друга, сколько его ухмылка.

— Ромась! — встрепенулся опять охмелевший Василь. — А Маркел ведь тебе в самом деле приходится сродни, а?

— Он моему дядьке троюродный плетень, — вскинул дугами красивые брови Ромась.

Из далекой синей глубины леса, на сером в яблоках рысаке верхом, в прососу выскочила молодая женщина с соколом на локте левой руки. Одета она была в зеленую с узкой талией куртку, отороченную черным каракулем. На голове черная меховая шапочка. Наездница осадила коня, подобрала длинный чембур уздечки, накрутила конец его на ладонь руки с птицей. Зорко вглядываясь в даль просеки, будто решала, ехать ли ей дальше вперед или повернуть обратно в чащу леса.

— Таиска Куракина, холера! — крякнул Шингла. Это была младшая дочь князя.

Лошадь нетерпеливо била копытом землю, обрывая желтый папоротник и разбрасывая его вдоль просеки. Свободною рукой Куракина изредка гладила шею горячившегося коня. Она, видимо, не ожидала встретить на заповедном ляде целую ватагу охотников.

— Хороша девка! — протянул Ромась. — Действительно, сатана в юбке.

— Поцеловать бы такую разок, — не утерпел и сочно чмокнул губами Василь. — А там — режь лыко из моей кожи!

— Может, она от самогонки не откажется? — встряхнул жбанчик Кузьма. — Вишь, как рассердилась, что мы в ее владениях по-хозяйски разлеглись.

Таисия Куракина после недолгого раздумья выпрямилась гордо в седле с широким, в красивой оторочке, вальтрапом, потрогала что-то у передней луки и решительно дала шпоры коню. Ретивый и послушный скакун, довольный своим седоком, рванул с места широким галопом.

— Самая зайчиная просека, — прохрипел на этот раз с озлоблением Шингла. — Думал после привала двух-трех зайцев поднять. А сейчас она их разгоняет.

Действительно, через несколько секунд в просеке перед густыми кустами папоротника из-под копыт коня поднялись два зайца: один, видно, матерый, сделал скидку и скрылся в лесу; другой, по всей видимости, неопытный, молодой заяц, пошел вдоль просеки.

Таисия красивым броском кинула с локтя сокола. Умный и смелый хищник взвился над лесом и с большой высоты стрелой ударил в зайца. Всадил ему отлетный коготь в шею и словно ножом резанул от головы к плечу. Заяц из последних сил нес на спине собственную смерть. Сокол выпустил его из когтей, чуть взлетел над жертвой и с минуту, скользя на крыльях, летел почти над самой головой косого. Казалось, он высматривал, где ему нанести последний смертельный удар. Заяц, истекая кровью, замедлял бег. Сокол стремительно взмыл в высоту, и второй меткий удар доконал косого. Красавец-хищник, сидя на трепыхавшем тельце молодого глупого зверька, жадно пил его горячую кровь.

Таисия перевела бег коня с галопа на рысь, потом на шаг. Остановилась перед привалом охотников. Озирая компанию умными, хищными, как у сокола, глазами, она поздоровалась непринужденно, легким поклоном головы. Ромась вскочил и бросился к зайцу. Таисия с взлетевшим к ней на руку соколом подъехала вплотную к привалу.

— Вы, — обратилась она к Северьянову, — судя по вашей шинели, кавалерист?

— Бывший.

— Проверьте, пожалуйста, в моем седле подпруги.

Северьянов встал и под зоркими взглядами хищной птицы и ее хозяйки подошел сбоку к лошади. Подняв подол вальтрапа, он начал не торопясь проверять подпруги. Чувствуя колеблемый дыханием Таисии и показавшийся ему сейчас нестерпимо жарким воздух, он с досадой и с усмешкой вспомнил слова Вордака: «До чего же на тебя, Степа, действуют красивые молодые девки и бабы!»

Когда проверял переднюю подпругу, на его лицо тихо опустился правый конец чепрака и с ласковой осторожностью погладил ему щеку. Это совсем добило Северьянова, которому представилось: не подойди на выручку Ромась с зайцем, Таисия, накинув ему на шею конец длинного чепрака, наверное, увела бы его на княжескую усадьбу.

— Положите зайца, пожалуйста, в переметную сумку! — попросила Таисия Ромася. Ромась, заметив торчавшую из передней переметной сумки рукоять маузера, быстро выхватил его, а на его место небрежно сунул окровавленного зайца.

— Положите на место маузер! — бледнея, но не повышая голоса, сказала Таисия.