Октябрьское вооруженное восстание в Петрограде

Трудно передать тот энтузиазм, который охватил солдат, когда я закончил свою речь. Мой заключительный возглас: «Да здравствует власть рабочих и крестьян!» — был покрыт громовым «ура». Я не успел оглянуться, как очутился на воздухе, подхваченный десятками дюжих солдатских рук. Больше никто не выступал на этом собрании, и резолюция, приветствующая образование новой рабоче-крестьянской власти, была единогласно принята всеми присутствующими. Этим огнеметно-химический батальон еще раз подтвердил свою политическую сознательность. Приняв активное участие в октябрьском перевороте, он и в дальнейшем проявил себя стойким и надежным защитником Советской власти.

Несколько иная картина наблюдалась, к сожалению, в запасном гвардии Гренадерском полку. Как я уже говорил, комитет этой части состоял почти сплошь из левых эсеров. И тут-то ненадежность этих «друзей» сказалась в своей полной мере. Они определенно гнули свою линию, причем доходили до того, что не гнушались даже прибегать к довольно-таки некрасивым средствам.

Прежде всего это выявилось как раз в тот же самый день, когда происходило только что описанное мною собрание в запасном огнеметно-химическом батальоне. Ранним утром, когда я собрался уже идти на это собрание, я случайно узнал, что как раз на это же самое время тов. Федоров созывает собрание полкового комитета. До сих пор я неизменно присутствовал на всех заседаниях комитета, и, таким образом, это было первое собрание, которое мне приходилось пропустить.

— Почему вы собираете комитет? — обратился я с вопросом к тов. Федорову.

— Да видите ли, есть целый ряд неотложных хозяйственных вопросов, — ответил он мне.

— А не лучше ли отложить собрание до моего возвращения. Мне бы не хотелось пропускать его.

— Нет, — уверил меня тов. Федоров, — вы можете вполне не присутствовать на этом собрании. Обсуждаться будут исключительно хозяйственные вопросы. Отправляйтесь себе спокойно в огнеметно-химический батальон.

Однако, когда я вернулся обратно в полк и взглянул в протокол заседания комитета, я буквально схватился за голову. На первом месте протокола стояла резолюция, принятая комитетом полка по вопросу о текущем моменте. Резолюция эта носила определенно эсеровский характер. В ней выявлялось недовольство по поводу образования правительства «одной партии» и высказывалось мнение, что спасти страну может только правительство, составленное из представителей всех социалистических партий. Вне себя я бросился к тов. Федорову и потребовал от него объяснений, что все это значит. Он вначале смутился, но потом объяснил мне, что вопрос выплыл совершенно «случайно», резолюция же эта является продуманным решением полкового комитета. Конечно, он наглым образом врал, но что я мог с ним поделать.

Другой раз тот же Федоров заявил мне, что полковой комитет хочет устроить в полку большой митинг с привлечением представителей всех социалистических партий. Я, конечно, не возражал против устройства такого рода митинга. В назначенный час, когда солдаты начали уже мало-помалу заполнять манеж, предназначенный для митинга, я поинтересовался узнать, представители каких партий явились к нам в полк для выступления. Каково же было мое удивление, когда я узнал, что явилось четыре оратора и все сплошь эсеры.

— Зачем такое количество эсеров? — удивился я. — А где же большевики?

— Очевидно, они не потрудились явиться, — ответил мне тов. Федоров.

— Неужели большевики не захотели выступить в Гренадерском полку? — спросил я.

— Нет, — нагло глядя на меня, ответил тов. Федоров, — большевиков мы не приглашали. Мы считали, что от большевиков будете выступать вы.

— Ну уж извините, — возмутился я, — если вы приглашаете представителей всех партий, потрудитесь пригласить и большевиков. Мне трудно выступать против оппонентов, так как я целиком погряз в делах полка и не вполне в курсе последних событий. Без представителя большевиков я митинга не открою.

Тов. Федоров, ворча что-то себе под нос, пошел делать соответствующие распоряжения, а я отправился в Офицерское Собрание посмотреть на прибывших эсеровских агитаторов. Вскоре меня догнал и тов. Федоров. В Офицерском Собрании разыгрался весьма любопытный эпизод, о котором я до сих пор не могу вспомнить без улыбки. Среди эсеровских агитаторов я неожиданно для себя увидел одетого в матросскую форму старого школьного товарища — Лазаря Алянского. Алянский был причастен к революционному движению, но партийным эсером и тем более агитатором в дореволюционное время он никогда не был. Удивило меня также и то, почему он одет в матросскую форму. До войны он, будучи исключенным из петербургской гимназии, учился в Париже, а во время войны при призывах постоянно получал отсрочки по состоянию своего здоровья. Я был так ошеломлен, увидев Алянского, да еще в таком костюме, что остановился на месте и воскликнул:

— Лазарь! А ты-то что здесь делаешь!

Такое обращение с моей стороны по-видимому очень не понравилось Алянскому. Он весь как-то съежился, еще глубже засунул руки в карманы своего бушлата и, мрачно глядя на меня, сказал: