Окутанная тьмой (СИ)

Глаза Нацу расширились от подобных слов, от такого выражения лица, от этой улыбки, но тут же остекленели, и все разом замерло, крики людей со стадиона затихли, и наступила полная, ничем не рушимая тишина. Его рука, что минуту назад тянулась к лицу Люси, желая заставить ее посмотреть на него, замерла в воздухе, всего в нескольких сантиметрах от нее. Хартфилия сначала победно, даже довольно улыбалась, Драгнил это хорошо видел, хотя не мог и пальцем пошевелить, но позже по бледным щекам начали скатываться слезы, и даже ее челка не могла надежно спрятать их от чужих глаз. Люси, будто боясь саму себя, отшатнулась от него, думая, что может еще что-то натворить, она, похоже, и сама еще до конца не осознавала, что произошло сейчас, что сделала она. На руке, сжигая неуправляемым, необузданным пламенем бинт, начала расползаться татуировка, переданная ей Акихико, знак Жнеца, отчего глаза девушки еще больше расширились, ведь она не могла этим управлять, не могла остановить то, что сотворила. Татуировка сияла то ярко красным, под цвет ее глаз, то становилась черной, какой на самом деле и являлась. Хартфилия резко сжала руку в кулак, будто взяв все под контроль, и вправду знак остановился где-то у локтя, до этого расплавив куртку и рубашку. Только сейчас до нее дошло, что возможно сама Смерть услышала ее молитву, назвала ее лучшим творением тьмы и дала еще один шанс, чтобы сбежать. Вот только Нацу так и стоял напротив нее, такой же неподвижный, будто покрытый тонким слоем льда, он не относился к «ее» миру.

-Позаботься о них, они не такие монстры, как я, они слабые маленькие девочки. Дай им то, что забрала я, чего лишила, присмотри за ними. Я тебя умоляю, Нацу, не держи на меня зла, пойми, я не заслуживаю вашей боли, пожалуйста, – Люси точно и сама не знала, но чувствовала или просто подозревала, что он слышит ее, видит и если бы она вдруг коснулась его, то он бы почувствовал, обязательно. И в ее глазах, опять ставших такими знакомыми, теплыми, карими, Драгнил видит неподдельное сожаление, печаль и ее застывшие, искренние слезы. Уголки ее губ неумело, осторожно приподнялись, создавая на лице кривую, но, ни в коем случае, не фальшивую улыбку, будто она просто разучилась улыбаться. После медленно отступая назад, Люси сбежала, теперь уже без страха, ведь поняла, что лучше быть одной, лучше пусть она понесет всю боль, чем причинять ее тем, кого ты действительно любишь, кто дорог тебе и ради них не страшно. Она не стоит их слез, вот только сегодня она вновь причинила всем боль, страдания, она сама виновата.

Леви удобно сидела на лавке, доедая уже n-нное по счету яблоко, рядом, подперев ее со спины, держа свои руки на ее животике, ласково поглаживая его, сидел и Гажил, через раз целуя ее в макушку. Марвелл тихо вздыхала, болтая ногами над полом, постоянно оглядывалась, думая, предполагая, наивно мечтая, что вот-вот и дверь гильдии широко распахнется, а на пороге, улыбаясь, будут вместе стоять Нацу и Люси. Девушка будет так искренне и тепло улыбаться, как улыбалась когда-то только им, и от этого становилось немного обидно. Видимо она, просто ревнует внимание Люси ко всем остальным, так глупо и по-детски. Время все шло, а ни Нацу, ни Люси не было, прошло уже больше часа, а они просто сидели, сложа руки, не делали совсем ничего, надеясь только на Нацу, и Венди надеялась на него как никто другой, ведь она пожертвовала всем, что у нее только было.

Венди насторожилась, когда услышала тихие, едва слышные шаги по ступенькам, будто тот, кто поднимается, вовсе не хочет идти сюда, но все равно, даже не смотря на это не желание, идет. Где он уже находится, девочка не слышала, только глухие шарканья, которые становились ни громче, ни тише. Дверь тихо приоткрылась, но все равно предательски скрипнула, выдавая пришедшего с головой. Все взволнованные взгляды переместились на дверь, в которой показалась темная фигура. МакГарден обернулась, замерев, перестав жевать свое яблоко – в ее карих глазах с такой детской наивностью и искренностью было сколько надежды. Но вместо ожидаемой улыбающейся парочки в помещение вошел один лишь Драгнил, опустив голову, в намокшей от дождя одежде, с упавшей на глаза челкой. Он был мрачнее тучи и, дойдя до первой лавки, парень с грохотом опустился на нее, запустив пальцы в волосы, явно о чем-то думая. Леви не посмела и слова сказать, но Нацу озвучил все сам, с такой досадой и ненавистью к самому себе, что девушке стало неприятно и в какой-то степени страшно.