Окутанная тьмой (СИ)

-Люси, – тихо, хрипло проговаривает на ухо Драгнил, медленно разворачивая девушку к себе. Глаза Хартфилии опущены, ведь ей стыдно перед ним, уже в который раз – за побег, за то, что он «поймал» ее за таким занятием, вот только Нацу плевать на все, что окружает их, он хочет видеть ее глаза, здесь и сейчас. Держит ее за подбородок, медленно поднимает, заставляя смотреть ни куда-то там, а именно на него и Люси, стиснув зубы, повинуется, ведь ничего поделать не может – перед ним будто беспомощна, будто бессильна. Она повинуется и тут же застывает – вовсе не те глаза сейчас перед ней, не те. Нет того огонька в них, который она так любила, нет той особенной задорной искорки, которая так влекла к нему, нет того света, беззаботности, теплоты, ничего этого там просто нет. – Что же ты дрожишь, глупая? – все так же глядя на нее, недоумевая, что с ней, медленно приближается к полу прикрытым в немом вздоре губам, легко касаясь их своими. Целует висок, блаженно прикрыв глаза, зарывается носом в волосы, даже сквозь кровь и гниль чувствуя родной запах, который он всегда сможет отличить и найти, его ничто не перебьет. Бормочет что-то невнятное, но наверняка нежное, теплое, что-то, что должно растопить лед в ее сердце, обезоружить, хотя она и так безоружна. Опять возвращается к ее лицу, попутно целуя щеки, подбородок отчего-то влажными губами с привкусом горечи, который Хартфилия чувствует на коже. Опять целует, а Люси морщится все от той же горечи, которая ожигает, будто плавит все под своим напором. Девушка протестующее мычит, отдергивает, пытается вырваться, но с каждой секундой ее попытки становятся все медленнее, она уже обмякла и потерялась в пространстве, хотя внутри бушует неподвластный ей пожар. – Вот теперь-то мы вернемся домой, да, Люси?

Комментарий к Предательство, часть 5: Шах и мат... Редко пишу под песни, это единичный случай:

Seether & Evanescence – Broken.

Под некоторые моменты подходит.

И еще, пожалуйста, оставляйте отзывы. У меня такое чувство, что я тяну фанф ко дну.

https://pp.vk.me/c630517/v630517583/1dc34/kbBh_cdyJiM.jpg – Лия, в моем представлении.

====== Все на своих местах, часть 1: Голод... ======

-А с ней все точно хорошо? Какая-то она слишком уж бледная, а что с ее волосами? Кто-нибудь объяснит, что вообще произошло? – все затуманенное сознание, весь тот маленький, хрупкий мирок, все так же отгораживающий, кое-как защищающий Люси от реальности, сотряс чей-то тихий, вот только до боли в груди знакомый голос. К горячему, бледному лбу Хартфилии осторожно прикоснулась такая же маленькая, почти детская, горячая ладошка, будто проверяя температуру, которая для этой девушки была по-настоящему высокой, стирая маленькие капельки пота, беспорядочно выступившие там. В сознании, так же беспорядочно паря маленькими воспоминаниями, появлялся другой образ – маленькая, поистине детская фигура, хрупкие плечи, тонкая шея, аккуратное лицо с большими, наивными, карими глазами; неизменная ярко-рыжая лента, заплетенная в светло-голубые волосы, еле доходящие до плеч; умный взгляд, очки в красной оправе, придававшие несколько лет сверху; недовольно надутые щеки с ярко пылающим на них румянцем, когда в очередной раз кто-то посмел назвать ее маленькой. Хартфилия прекрасно знала эту девушки и помнила ее, как характер, так и внешность, голос и ее имя – Леви МакГарден. Если бы только могла, если бы только у Люси была возможность, то она ответила бы ей, рассказала, как ей сейчас тяжело дышать, какая слабость наполнила ее тело, рассказала бы, что не может и пальцем пошевелить, или просто открыть глаза. Сил не было просто катастрофически – даже обычный вдох раздавался пульсирующей болью по всему телу, что тут можно говорить о чем-то другом?

-И какого хрена ты в дверях-то стал, а? Тащи свою задницу сюда и быстрее, ложи Люси, аккуратно! Она что без сознания, ты ее поранил? Аккуратно, я сказала! – следом такой же до тошноты знакомый женский, чуть командирский голос, который в данный момент был чист как стеклышко. В сознании Хартфилии, рядом с МакГарден, начал выстраиваться новый образ – достаточно высокая девушка, хотя такая же хрупкая, как и Леви; длинные, вьющиеся, темно-каштановые волосы, карие глаза, постоянно выдающие ее чуть подвыпившее состояние, язвительная ухмылка, пошлые шуточки и румянец на щеках от бокала хорошего вина; решительный взгляд, неподдельная серьезность, готовность сражаться за то, что так дорого сердцу, колода карт, стоящая веером в тонких, умелых пальцах; поза лотоса на столе, тонкие руки, обнимающие, казалось, необъятную бочку спиртного, взлохмаченные волосы, сцепленные парой заколок на затылке, пьяный смех и столь привычное «Бухаем за…», хотя повода как такового и нет. Ее Люси тоже помнила и не смела забывать – Кана Альберона. После ее голоса последовал шум, скрип входной двери и деревянного пола под ними, тяжелые, шаркающие шаги, а следом крепкая опора под всем телом, которая хоть на немного, но успокоила, придала некой доли уверенности и смелости. Падение ей точно не грозит.