Таро тоже больше не знал пощады, жалости, даже когда капли крови неминуемо попадали на его лицо, расплываясь грязными, тёмно-багровыми пятнами на ровной, бледной коже. Он, ровняясь на совершенно обезумевшего Акихико, делал точно так же, без зазрения совести проливая на песок свежую кровь — и не было жалости ни в глазах, ни в душе, ни в сердце, точно так же, как и сострадания. Совесть подозрительно молчала, не произнося ни слова, и это был лишь один из твёрдых знаков, что всё, что они делают, пускай и таким путём, правильно. Ряды врагом стремительно и заметно редели, Таро это видел, но всё же никак не мог достать до последнего Дьявола, каждый раз на пути становилась жалкая падаль, не позволяя даже коснуться его. Под раздачу попадали более мелкие и до безобразия тупые особи, полностью лишившиеся разума, у которых не было инстинкта самосохранения — была только команда убивать, мешать, раздражать. Последнее доставляло неудобства обычно чересчур спокойному Таро, они быстро умирали, были расходным материалом, неудавшимися куклами. Таро уже чувствовал некую усталость, распространившуюся по телу, на мгновение прикрыл глаза, стараясь перевести дух, как тут же перед его лицом пролетела коса Акихико. И Таро мог бы обернуться, одарить его злобным взглядом, решив, что Жнец свихнулся окончательно, но тот падший, замахнувшийся на него со спины, с хрипом упал на колени — Акихико спас его, пускай и был безумен, всё сильнее, глубже, кровожаднее вонзая руку в рану от косы, разом вырывая из тела и душу, и сердце. Акихико в таком состоянии мог многое, его не заботила горячая кровь на руках и то, что она человеческая, ярко-красная, он убивал падших, но так и не забывал прикрывать своих, по возможности защищать их. Таро, легко взмахнул мечом, подняв косу с песка, бросил её туда, где так же неконтролируемо, неудержимо буйствовал Акихико — вот таким Таро его и помнил, таким он любил его больше, ведь Акихико в безумстве был бесподобен, неповторим.
И всё могло бы, наконец, закончится, легко и просто, с множеством жертв и рекой крови под ногами, если бы в один момент весь стадион не озарил яркий свет. Таро, прикрыв рукой глаза, только вздрогнул, замер, ощутив всем телом те давно забытые чувства — всё поглощающий страх тут же раздался в его теле, крепко сковывая трепещущее сердце. Тот, кто появился, вызвал в нём только это чувство, которое Таро ненавидел больше всего, ничем не перекрываемый страх и он — верный Рыцарь Тьмы, наследник Дьявола Ямадо — дрожал как мальчишка, боясь, просто не имея смелости, возможности поднять глаза, чтобы посмотреть кто это.