Ола

И вновь я сеньора Пенью вспомнил. Да где он теперь? Впрочем…

– Не тужите, рыцарь. Найдем вам мужа некоего!

И – вниз по лестнице, прямо к выходу. Выскочил на площадь, два пальца в рот засунул…

Обернулись на меня рожи похмельные, небритые, клейменые. Еще бы! Сам Белый Начо свистит. Обернулись, надвинулись, перегаром дыша.

Выслушали, по монетке медной поймали – зубами.

– Да будь спокоен, Бланко! Да мигом мы. Да в лучшем виде!…

За то и люблю Ареналь. Всегда помогут! А мне самое время рыцаря моего с его заботами наедине оставить. Потому как даже до Феса нужно плыть день с хвостом, а уж до Орана…

– Но почему Фес? – удивленно молвил сеньор лисенсиат. – Разве нельзя прямо в Геную или в Остию? Не понимаю…

– Это уж точно, – согласился я. – Не понимаете, сеньор.

С Доном Саладо мы на чердаке беседы вели, а с толстячком нашим, сеньором Рохасом, совсем наоборот – во дворике. Зеленый такой патио, уютный. Даже не скажешь, что мы в Триане. Маслины до земли склонились, над фонтанчиком маленьким – надпись на мраморе белом литерами узорными мавританскими.

…То есть это я больше по привычке сеньора Алессандро Рохаса толстячком титулую. Похудел наш лисенсиат, с лица спал. То ли не кормят его тут, то ли забот много.

Да так оно и есть.

– До Феса день морем идти, до Остии – три, – пояснил я терпеливо. – Значит, риску втрое больше. А про Геную вообще забудьте, сеньор. Галер там сторожевых сейчас – ровно чаек. Разве что осенью, когда шторма начнутся. А в Фесе христиан квартал целый да иудеев полгорода. Оттуда шебеки и тартаны куда угодно ходят. И переодеться можно, и грамоту любую достать – хоть с восковой печатью, хоть с серебряной.

– Ясно…

Задумался сеньор лисенсиат, головой тряхнул:

– Хорошо. Поговорите с сеньором Пабло Калабрийцем. Мы согласны.

– Вы-то согласны, – кивнул я в ответ. – Да только не нравится мне это, сеньор! Не в риске дело. Просто рисковать по-разному можно. С толком ежели – это одно, а вот по-дурному…

– У меня нет выхода, Начо!

Твердо так сказал – как тогда, на дворе постоялом. Мне даже спорить расхотелось. Вот ведь, навязались на мою голову! Один – идальго странствующий, умом поведенный, другой… Еще хуже другой, хоть и головою не скорбен.

И у меня ведь тоже башка на плечах – единственная, между прочим!

А сеньор лисенсиат поглядел на меня – внимательно так.

– Вам моя идея не нравится, сеньор Гевара? Но что можно сделать? Поднять бунт?

– Пробовали уже в Авиле, – вздохнул я. – Да только зубы обломали.

…Вся Севилья об этом толкует. Взял герцог Бехарский Авилу. Не сам, конечно, – войско королевское поспособствовало. И теперь там плахи кровью набухают.

Не простится тебе, Начо! Ни на том свете, ни на этом…

– Вот видите! – нахмурился толстячок, ближе ко мне пододвинулся. – Вы сами понимаете, что нынешняя политика дома Трастамара…

– Хватит! – поднял я ладонь, от подобных слов загораживаясь. – Не хочу и слушать! Ни про Ее Высочество, ни про дом Трастамара.

…А самому все кажется, будто сопит за ухом кто-то. Уж не падре ли Хуан де Фонсека?

– Как хотите, Начо, – дернул губами толстячок. – Кстати, вы просили меня узнать, что такое Ола?

Вздрогнул я даже. Обернулся.

Пусто во дворике. Только пичужки у фонтана умываются.

…А вдруг и они тоже? Взлетят – и прямо в Башню Золотую?

– Просил, – выдохнул я. – И про Олу, и про Силу Букв, будь она трижды…

А у кого спрашивать было? Не у сеньора архидьякона же. А с толстячком мы вроде как повязаны – на одной веревке висеть придется.

Встал сеньор Рохас, к источнику подошел, где надпись мраморная.

Вспорхнули пичуги!

– То, чем занимается маркиз де Кордова, именуется Каббалой. Не слыхали, Начо? Но только его деяния с истинной Каббалой никак не сходны. Представьте себе, Начо, чашу – красивую, стекла наилучшего, с узорами…

– Это сколько угодно, – усмехнулся я. – Мы такие из Венеции возили.

– Вот… А теперь подумайте, можно ли такой чашей убить человека?

– Как?! – поразился я. – Убить? Ну, ежели расколоть, да осколком по горлу…

Фу-ты, ну и мыслишки! И у меня, и у сеньора Рохаса тоже.

– Каббала – тайное учение иудеев. Век назад Моше де-Лион написал великую книгу «Зогар» – кажется, про это вам сеньор маркиз уже говорил…

Припомнил я – и точно.

– Моше-иудей и еще мавр какой-то, сарацин, в смысле.

– Ибн-Араби по прозвищу Афлатун, Сын Платона, александриец, автор книги «Ал-Футухад». Действительно, эти учения, Начо, во многом сходны. В них самих, как я понимаю, нет ничего плохого. Может, это и вправду позволит нам когда-нибудь понять Создателя, даже поговорить с Ним. Но такие, как сеньор де Кордова, не собираются пить из чаши, им требуется иное: расколоть, разбить вдребезги – и взять в руки осколок. Им не нужна мудрость – им требуется только Сила.

– Сила Букв которая? – вздохнул я.

– Да… Ола, ежели на кастильский перевести, это Всесожжение. Слово сие библейское, означает же оно жертву, Господу приносимую. Бывает Ола бескровной, бывает и кровавой.

Присел я к источнику, воды глотнул – чтобы в башке прояснилось. О чем-то таком мне уже рассказывали – во сне, когда ко мне седобородый в повязке полосатой являлся. Да только об ином чуток там речь шла.