Олег Борисов

Включили фонограмму песни, которую исполнял главный герой, и Тодоровский увидел, как мгновенно изменилось выражение его лица. Он будто стряхнул с себя усталость, бессонную ночь, плохое настроение, ударил по струнам и зашагал по улице.

Замерзшие студенты приободрились, подхватили песню и вслед за Борисовым двинулись по улице. «Другой бы, — говорил Тодоровский, — сидел себе в сторонке и ждал, когда ему создадут „нормальные“ условия работы. Олег Борисов не исполнитель, он — друг фильма. Болеет за дело, живет своим героем, тщательно работает над текстом, беспокоится о своих партнерах, вносит полезные предложения и потому является в равной мере с другими членами киногруппы полноправным соавтором фильма…» Тодоровский и Борисов главным героем фильма сделали доброту, которая, как всякая истинная доброта, не нуждается в наградах.

Леонид Квинихидзе, решивший экранизировать «Гиперболоид инженера Гарина», назвал поначалу фильм «Преступления П. П. Гарина», но на Гостелерадио, для которого кинокартина снималась, настоятельно порекомендовали убрать из названия слово «преступления». Так появился «Крах инженера Гарина» с Олегом Борисовым. На роль Гарина просматривались Регимантас Адомайтис и Анатолий Ромашин. Квинихидзе подумывал и о том — шальная мысль, — чтобы пригласить Евгения Евтушенко, которого режиссер называл «авантюристом по натуре», но первые же пробы Борисова показали, кто должен играть Гарина.

Гарин — Борисов ошеломил зрителей фильма, не очень-то, надо сказать, крепко сбитого, но оказавшегося весьма заметным событием кинематографа благодаря блистательной работе Олега Борисова, постоянно пребывавшего в фильме в диапазоне «ангельская ситуация — ситуация дьявольская».

«Борисов доказывал, — пишет Андрей Караулов, — что борьба за осуществление даже самой высокой идеи может в конце концов превратиться в нечто противоположное, в фанатизм. Борисов верил, знал, что Гарин хотел миру добра, но он хотел и власти, а так не бывает, в этом случае желание сделать людям добро все равно превращается в демагогию, ибо власть — это всегда чье-то сопротивление, а значит, и кровь. Его стихийный темперамент был, конечно, сродни актерскому темпераменту и имел театральную начинку. Маниакальность впервые мелькнет в нем в третьей серии фильма — только в третьей, в тот самый момент, когда он смотрит на срез опаленного камня. О чем он думает в эту минуту? О том, что люди стали нападать на него все чаще и чаще? О безвыходности своей ситуации? О том, что он постарел? Люди так устроены, что не хотят, не желают признавать особые права гения. Казалось бы, как просто: в жизни все равно побеждает сильнейший, но зачем же нужна эта схватка, что она дает тем, кто все равно проиграет, разве не проще, разве не честнее, разве не благороднее, наконец, сразу уступить дорогу? Ведь речь идет не о рабстве. Не об оковах и цепях. (Не надо путать.) Ум Гарина не только соответствует силе его инженерного гения, но, может быть, даже превосходит его, а если он — самый умный человек на земле, если он и впрямь может заменить людям Бога, то почему же он не достоин власти над миром? Кто это сказал? Но в том-то и дело, что люди охотятся за ним не потому, что он им чем-то угрожает (ибо он-то как раз им ничем не угрожает и ведет себя на редкость красиво), а потому, что они не хотят, чтобы он был сильнее, чем они, богаче, чем они, выше и лучше, чем они».

Для Александра Свободина Борисов начался с Гарина. Он вдруг увидел Гарина с «сумасшедшими глазами», заглянул в них и уже не смог отвести взора. «Авантюрист в искусстве обаятелен, этот был зловещ, — отмечал Свободин. — Так взглядывал, что жутковато становилось. Притягивал к себе сладким ядом успеха. Притяжение патологической личности. Куда серьезней, нежели в романе».

Так и вспоминается монолог: «Я, Петр Гарин, милостью сил, меня создавших, с моим мозгом, с моими неизжитыми страстями, от которых и мне порой бывает тяжело и страшно. С моей жадностью, беспринципностью, с моей фантазией, которая возможно вам кажется безумной…

А я верю. Я чувствую в себе силы. Осуществить это».

Все борисовские «авантюристы» во главе с Петром Гариным остаются незаурядными людьми.

Блистательность работы Борисова в фильме «Луна-парк» отмечает кинокритик Виктор Матизен. «Борисов, — пишет он, — сыграл не еврея. Он сыграл всечеловека, который может быть хоть евреем, хоть татарином, хоть русским… И главной заслугой Олега Борисова полагаю то, что он сумел перевести эстетическое восхищение зрителя работой актера в почти этическое приятие своего героя — малопрезентабельного персонажа. Главная же заслуга Павла Лунгина — что он сумел прописать канву, по которой Борисов вышил свои великолепные и иррациональные узоры».

В 1990 году Олег Борисов снялся в короткометражном болгарском фильме «Единственный свидетель» с таким содержанием.