Олег Ефремов. Человек-театр. Роман-диалог

Кстати, об истине в стиле «революционное чутье — мой главный закон» в этом фильме плакатно вещает чаще всех именно Илларионов-Ефремов, затянутый в черную кожу. Улыбается он редко, разве что в перестрелке, когда, к примеру, ловят предателя (Евстигнеев). Смотришь — кажется, что он нарочно пережимает. Гипербола ходячая. В одну краску. Будто издевается над главным законом, о котором уж к 1963 году он был наслышан вполне. Нельзя узнать, что он чувствовал, когда последовательно играл в лентах, легендирующих революционную историю, и когда как главреж ставил спектакли «Декабристы», «Народовольцы», «Большевики» (все в 1967 году, по случаю 50-летия революции), но что постоянно думал об обретении некой утраченной истины — я уверена. Он продвигался от очистим Ленина и Станиславского — к очистим человека.

По дневникам и даже институтским тетрадкам с конспектами по марксизму-ленинизму видно: Ефремов как сам-себе-современник находится в чрезвычайном напряжении. Он прислушивается — где же и когда засбоило главное учение. То же и с марксизмом, и с учением Станиславского, которое вроде бы изучается, но искажается, и нет никакой возможности извлечь его в очищенном раз и навсегда виде. Молодой человек нащупывал дорогу к мечте о человеке — руками, глазами, игрой, душой, театром… и понемногу нащупал лбом стену.

Каким-то чудесным образом сверхзанятый актер и уже режиссер в 1957 году снялся в кино трижды. В 1958 году дважды, в 1960-м один раз, а в 1961-м — даже четырежды («Любушка», «Командировка», «Академик из Аскании», «Мой младший брат»). В только начавшихся шестидесятых у него вертикальный взлет: и театр гремит, и в кино снимается непрерывно, и сын Миша родился, и Настя подросла.

Многие пишут, что именно хрущевская оттепель породила ефремовский «Современник». Наши люди привыкли — советская власть приучила к этой странной мысли о сути реализма, — что явления культуры отражают действительность. Партия сказала — народ ответил «есть». Прошел съезд партии — вот тебе спектакль с новыми героями, подходом, интонациями. Человек освежился передовой статьей в газете и гордо шагнул на авансцену, будто заново родился. Говорит негромко, руками штампованно не машет. Простой такой. Новый. Прекрасный. Третью религию продвигает. Модерн. Или неореализм по-ефремовски. Неореализм звучит лучше, итальянистее.

Многие думают, что именно любимовский театр на Таганке проломил стену. Те, кто так думает, ревнуют к пролому в стене и Ефремова называют тот, другой. Первенство в демонтажных работах оспаривается с неистовой страстью доныне. Читаешь переписку в соцсетях: те, кто любит Таганку шестидесятых, не жалуют Ефремова. Поклонники Ефремова не упоминают Таганку. Прошло более полувека — а всё до сих пор влажно от слез счастья, как вчера, но у каждой группировки свои слезы и свое счастье, а главное — авторское право на пролом в стене. Это смешно и печально, поскольку миф, а над мифом не стоит плакать, особенно когда есть возможность добраться до источника.

Впрочем, длительная баталия между поклонницами Лемешева и Козловского была ярче. Сюжетнее, публичнее. В нашем случае пар ушел в медиа и соцсети.

* * *

1957 год: роль секретаря райкома в фильме «Рядом с нами». Роль маленькая, почти эпизод, но в титрах Ефремов указан в ряду исполнителей, и объяснить это можно разве что автоматическим пиететом титровальщиков к понятию секретарь райкома. В заглавных ролях Иннокентий Смоктуновский (журналист Андрей, выпускник МГУ, с политически свежей фразой: «Кадры? Да ты понимаешь, что за каждым твоим кадром человек!») и Леонид Быков (начинающий инженер). Оба приехали в некую Верхнюю Каменку, один главредом местной заводской многотиражки, другой мастером в заводской цех. А на заводе шустрая комсомольская вождица Звонарева (ее исполняет, на редкость ненатурально, Нина Дорошина: ей фальшь не к лицу, у нее, звонкой, веселой, энергичной, просто не получается играть начетчицу, догматичку, формалистку).