Олег Янковский

И кого бы он ни играл — императора России или раздолбая, который работает каким-то слесарем и пьет, он всегда с особой целомудренностью и ясностью доносил до зрителя, что сам-то он — русский человек. И император России, и алкаш из подворотни, они все его братья, они родной крови. Это тоже очень важное чувство дома. Невероятно цельное, невероятно красивое и невероятно мощное чувство, переданное зрителю Олегом.

* * *

Мы показывали «Анну Каренину» во многих странах мира: в Англии, в Канаде, в Израиле, в Америке. Везде картину смотрели, и везде очень интересная реакция зала была. В немой тишине. Вот я знаю два примера, как смотрят мои картины. «Ассу» смотрели, как смотрят футбол: орали, вставали, пели вместе с героями на экране. А «Анну Каренину» смотрели в немой тишине. Это было внимание. Внимание откровению, в том числе и актерскому откровению и прямоте Олега Янковского. Оно выражалось в этой тишине, которую я никогда не забуду. В зале сидела тысяча человек, и ничего не шелохнулось. Мне говорили, и я запомнил, и то, что мне писали, я запомнил. И дело не в том, хорошо это было или плохо. Дело в том, что то, как сыграл Олег Каренина, — это ни хороший и ни плохой человек, это просто большой человек. И вот ощущение от того внимания такое же, как от внимания перед большим русским человеком. От чего в общем-то на Западе все давно отвыкли, потому что привыкли, что Россия сегодня — это кто-то за кем-то бежит, торопливо отрезают уши друг другу, молотят друг друга с целью снять деньги, которые в свою очередь у кого-то сворованы. К сожалению, это все, что на сегодняшний день знают об образе русского человека, составленного в глазах иностранцев из просмотра наших фильмов. Это очень грустно. И именно поэтому столь неожиданное существование предложил им Олег Иванович Янковский. Сопереживание необыкновенно сложной и необыкновенно великой страдательной русской душе. Это очень дорогого стоит.

Цареубийца

Была очень питерская премьера «Анны Карениной» в Михайловском театре. В Михайловском театре оперы и балета — вот как ни странно. Вот какое у меня было ощущение, что картина, столь долго и трудно создававшаяся, наконец, нашла себе дом и пристанище. И в том числе это чувство дома и пристанища заключалось в том, что там тоже ее смотрели тихо. Там была петербургская особенность восприятия. Уже все самое трудное и самое ужасное с Олегом уже произошло — Олега уже не было на свете. Когда Олег только появился на экране, он еще ничего не сказал — зал зааплодировал и встал. А потом, когда появились они вдвоем с Сашей Абдуловым, зал еще раз зааплодировал и встал. Потому что история их взаимоотношений — сценических, экранных и человеческих — это совершенно особая история.

Это была особая жизнь даже на съемочной площадке. И когда появлялся один Олег — это тоже было особым преображением как бы привычного съемочного процесса. Ну а уж когда они вдвоем появлялись, это было что-то такое, чего забыть невозможно. Причем было это ощущение всегда, в каких бы костюмах они ни были — в раздолбайских или в императорских. Потому что то, с каким вниманием они слушали друг друга, вслушивались друг в друга: «Что ты хотел сказать?» Это как будто на съемочной площадке из далекого космоса два инопланетянина снимаются в кино. В них колотился гений артистизма, который получен был ими от родителей и от Господа Бога.

Конечно, как и всем, мне очень жалко. Жалко Олега, жалко Люду. Ужасно печально думать о том, что семья осиротела. Ужасно печально знать, что я сам осиротел, ужасно печально знать, что миллионы зрителей осиротели.

* * *

И все же сложить такую связную эпитафию: «Спи спокойно, дорогой товарищ» — я не могу. Я не только не могу, но и не хочу. Потому что вот этот воздух с его застылостью, омертвением воздушной среды, которая возникает от усталости, несправедливости и вранья, разгонялся дуновением ветра, каким-то трепетом ангельских крыльев при появлении Олега. Вот как и трепетали эти ангельские крылья и гнали этот воздух — и все начинало жить, шевелиться.

Эпитафия — это мертвяга такая, вроде как сказал и пошел дальше. Я об Олеге сейчас рассказываю, а сам чувствую и шелест этих крыльев, и движение воздуха, и то, как холодеют щеки и радуется душа. Все.

Приложения

Фильмография

1968 г. — «Щит и меч» (Генрих Шварцкопф). «Мосфильм», реж. В. Басов

1968 г. — «Служили два товарища» (Андрей Некрасов). «Мосфильм», ТО «Товарищ», реж. Е. Карелов

1969 г. — «Жди меня, Анна» (Сергей Новиков). «Беларусьфильм», реж. В. Виноградов

1969 г. — «Я, Франциск Скорина» (Франциск Скорина). «Беларусьфильм», реж. Б. Степанов

1970 г. — «О любви» (Андрей, друг Николая). Киностудия им. М. Горького, реж. М. Богин 1970 г. — «Расплата» (Алексей Платов). «Мосфильм», реж. Ф. Филиппов

1970 г. — «Сохранившие огонь» (Семен). «Мосфильм», реж. Е. Карелов

1970 г. — «Белая земля» (Франц Риттер). «Беларусьфильм», реж. А. Карпов

1972 г. — «Гонщики» (Николай Сергачев). «Ленфильм», реж. И. Масленников