В 1953 году Попов выступал на манеже Московского цирка вместе с известным коверным клоуном Константином Берманом. Берман сразу заметил и оценил своего партнера. Он без труда увидел, что характерная особенность игры Попова — это естественность, природность, умение выразить в репризе различные драматические эмоциональные оттенки. Именно поэтому он первый внушил молодому артисту, что его сценический образ должен быть предельно реалистичен. Только тогда он сможет реализовать все свои сценические возможности. Для Попова лучшим подтверждением правоты этих слов был образ, создаваемый Берманом на манеже. Это был комический образ городского молодого человека, очень живого и любопытного, очень деятельного, сующего свой толстый нос во все дела, которые разворачивались на манеже. Живой человеческий характер, подчеркнутый в этом образе, и большой успех его у зрителя убеждали Попова в том, что он в своих поисках идет по правильному пути. В этом он также убеждался, выступая с коверными М. Поздняковым, М. Гениным, Г. Стуколкиным и другими. С ними, ветеранами манежа, Олег играл всегда одну роль: он был младшим, а его партнер старшим. Отсюда начинался конфликт, в котором смышленый ученик всегда опережал, а иногда разоблачал действия учителя.
Постепенно Попов отказывался от излишне яркого грима, от нелепых деталей костюма, от всего, что хоть немного затемняло его естественный облик. Такая работа над собой не могла оставаться незамеченной. Она порождала споры. Некоторые считали, что нельзя отказываться от яркого грима, от комического изменения черт лица, от утрированно смешного костюма, иначе клоун не будет клоуном, а цирк не будет цирком.
Для мнений такого рода были основания. Ведь значительная часть цирковых клоунов, считая, что смех зрителя — их единственная цель, стремилась подчинить этой цели все — от ярко-рыжего парика до ботинок пятьдесят третьего размера. Однако подобные аксессуары отодвигали настоящую драматическую игру на второй план.