Читаем Олег Вещий. Великий викинг Руси полностью

Вот, переночевали они эту ночь. Когда же на следующее утро проснулся Видфёрулль, Иольфа уже не было дома.

— Муж мой хочет, чтобы ты погостил в его доме, — сказала ему жена хозяина.

— Хорошо, — сказал Видфёрулль.

После полудня вернулся домой и муж, и тогда жена собрала им обед и накормила их. Хозяин положил перед собою на стол три каменные стрелы, украшенные богатою чеканною работою.

— А что, хорошие это у тебя стрелы? — спросил Видфёрулль.

— Да, сам ты видишь, как они хороши, и я хочу подарить их тебе!

— Хороший это подарок; только не знаю я, должен ли я носить с собою каменные стрелы.

— Может статься, Одц, — заговорил хозяин, — что стрелы эти послужат тебе тогда, когда не пригодятся стрелы короля Гузи.

— Так ты знаешь, что меня зовут Оддом?

— Да, — отвечал хозяин.

— Ну, так может статься, что ты знаешь и то, что говоришь, — сказал Одд, — а потому я беру эти стрелы и очень благодарю тебя за них, — и Одд положил их в свой колчан.

Узнав от приютившего его человека, что страною тою управлял король Геррауд, Одд попросил его проводить его к нему.

Когда подошли они к жилищу короля, король Геррауд пировал вместе со своими воинами. Сидели они все в просторной комнате, по продольным стенам которой стояли две неподвижные лавки. Король Геррауд сидел за столом; по одну его руку сидела дочь его, Сикильзиф, по другую — советник его и воспитатель его дочери, Гарек; два его витязя, Сигурд и Сиольф, сидели на лавке напротив короля.

Войдя в комнату, Одд с Иольфом поклонились королю.

— Что это за человек в плаще? — спросил король.

Одд сказал, что зовут его Видфёруллем.

— Из какой страны ты родом? — опять спросил король.

Видфёрулль ответил, что этого он не может сказать.

— Много лет уже не видал я своей родины и всё это время жил в лесах, и теперь пришёл сюда, чтобы просить позволения прожить здесь зиму, — прибавил он.

— Может быть, обладаешь ты каким-нибудь особенным искусством? — спросил король.

— Не больше всех других.

— Я дал слово, — заметил король, — что буду кормить только тех людей, которые могут на что-нибудь пригодиться.

— Со временем увидишь, государь, — отвечал Одд, — что и я на что-нибудь пригожусь.

— Может быть, на то лишь, чтобы таскать ту дичь, что подстрелят другие, — заметил король.

— Может статься и так, — сказал Видфёрулль.

— Посмотрим, — решил король и указал ему самое последнее место за столом.

Простившись с Иольфом и поблагодарив его, пошёл Одд к указанному ему месту. Там сидело двое человек из дружины — Ингиальд и Оттар. Одд сказал им, что тут было указано ему место.

— Да, — отвечали они, — и мы охотно принимаем тебя; садись между нами.

Так он и сделал; потом снял свой колчан, а посох свой положил себе под ноги. Тогда каждый из них стал наклоняться к нему и расспрашивать его о новостях, и оказалось, что он умел рассказать что-нибудь почти о каждой земле. Но никто из присутствующих не слышал их разговора.

Между тем пришло время всем им ехать на охоту.

— Мы должны встать завтра пораньше, — сказал Ингиальд.

— А что же завтра будет? — спросил Одц.

— Собирается король на охоту со всей своей дружиной и со своими витязями.

Легли они спать, а на следующее утро рано поднялись товарищи Одда и стали его будить, но никак не могли добудиться, и кончилось тем, что король со своею дружиной пустился в путь без них.

Поздно проснулся Одд, и оба товарища его, не захотевшие его покинуть, тотчас стали укорять его за то, что он так долго спал и что, по всей вероятности, на их долю не осталось уже никакой дичины в лесу.

— А хорошие они стрелки? — спросил Одд.

— Самые лучшие стрелки на свете, — отвечали ему Ингиальд с Оттаром.

Взял Одд на плечи свою шкуру, а в руки посох и пустился с ними в путь. Не успели они спуститься с горы, как показалась дичина; Ингиальд и Оттар поспешили натянуть луки и пустили по стреле, но не попали в зверя.

— Ну, оплошали же вы, — сказал им Одд, — попытаюсь-ка я.

Взял он у одного из них лук и сразу так туго натянул тетиву, что лук переломился.

— Ну, так уж наверно можно сказать, что сегодня нам не видать дичи, — сказал Ингиальд.

Но Одд стал утешать их и предложил им посмотреть, что-то найдётся в его звериной шкуре. Говоря это, он вытряхнул из неё свои стрелы. Никогда ещё в жизни не видали они таких красивых стрел. Достал тогда Одд морской канат, натянул вместо тетивы и, сделав лук, пустил стрелу прямо через головы бывших тут людей, и никто не мог понять, откуда прилетела эта стрела. Так спустил Одд все свои шесть стрел и настрелял много дичи, так как ни разу не сделал промаха. Витязи же короля на этот раз убили мало дичи.

Когда к вечеру вернулись они все домой и сели по своим местам, перед королём положили на стол все стрелы, вынутые из убитых животных, для того, чтобы он видел, как кто отличился, так как все стрелы были с пометками.

Взял король одну из стрел Одда и говорит своей дочери:

— Посмотри, какая красивая стрела.

Подошел тогда Одд к королю и признался, что это его стрела. Взглянул на него король и сказал:

— Должно быть, ты хороший стрелок.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное