Читаем Олег Вещий. Великий викинг Руси полностью

— Далеко от того, господин, — отвечал он, — привык только я, живши в лесах, стрелять себе на обед всякую дичину и птиц.

— Может статься, — отвечал король, — а может статься также и то, что ты смотришь не тем, чем сказываешься.

После этого взял Одд свои стрелы, и все вернулись на свои места.

Раз вечером, когда король ушёл к себе спать, подошли два витязя к дверям, у которых сидели братья Ингиальд и Оттар, и поднесли им два рога крепчайшего питья. Те выпили, и витязи поднесли им ещё по второму рогу.

— Ну а товарищ ваш, человек в плаще, верно уж спит? — спросил Сиольф.

— Да, — отвечали они, — это кажется ему умнее, чем напиваться до беспамятства.

— Может статься, это потому, — сказал Сиольф, — что он больше привык жить в лесах и стрелять дичь для своего пропитания, чем проводить время с богатыми людьми. Может быть, он при этом и хороший пловец.

— О да! — отвечали они. — Он весьма искусен как в этом деле, так и во всяком другом.

Воспользовались витязи тем, что друзья Одда несколько опьянели, и взяли с них слово, что друг их Видфёрулль будет состязаться с ними в плавании, и взяли у них в залог два кольца, чтобы служили они им наградой в том случае, если они победят. Сам король и его дочь должны были присудить награду победителю.

На другое утро, проснувшись, вспомнили братья, чтб обещали они за своего товарища, испугались и поспешили рассказать ему обо всём.

— Неумно поступили вы, — сказал он им, — потому что я едва держусь на воде.

Огорчились они и хотели уж было отказаться от данного обещания, хотя бы им пришлось поплатиться при этом своими кольцами, но Одд удержал их, сказав, что он, так и быть, попробует потягаться с витязями в умении плавать, и послал их известить короля о состязании.

Король приказал трубить в трубы и созывать всех на берег, и когда все собрались, трое пловцов бросились в воду. Добравшись до глубокого места, витязи схватили Видфёрулля и увлекли его вниз и долго держали под водою; наконец они выпустили его и вынырнули на поверхность, чтобы отдохнуть.

Тогда собрались они напасть на него ещё раз, но он поплыл им навстречу, поймал обоих за руки, увлёк их вниз и так долго держал под водою, что они чуть не захлебнулись. Тогда подумал он, что надо дать им отдохнуть, но прежде увлёк их ещё ниже и так долго держал, что никто не ожидал уже видеть их живыми. Когда же они наконец вынырнули, у обоих пошла носом кровь, и пришлось им сейчас же выйти на берег. Видфёрулль же долго ещё плавал как ни в чём не бывало.

— Хороший же ты пловец, Видфёрулль, — сказал ему король, когда вышел он на берег.

— Да, господин! — сказал он. — Пожалуй, вам пригожусь я на то, чтобы ловить королевскую добычу.

— Может статься, — сказал король.

Народ стал расходиться по домам; ушёл и король со своею дружиной, и сильно стала заботить его мысль, кто бы мог быть этот человек.

Дочь короля передала Одцу кольца, как победителю, но он не захотел оставить их у себя и возвратил их Ингиальду. Король же, разговаривая наедине с дочерью и Гареком, просил их как-нибудь постараться узнать, кто был этот зимний гость. Они охотно обещали ему исполнить его просьбу.

Спустя некоторое время, когда король ушёл уже к себе и лег спать, Сиольф и Сигурд, захватив два рога, пошли к Ингиальду и Оттару и стали угощать их. Когда те выпили, они принесли им ещё два новых рога и стали у них допытываться, почему не принимает участия в их пирушках человек в плаще, может быть, он не умеет пить?

На это Ингиальд сказал, что, напротив, никто не может выпить столько, сколько выпьет этот человек. Стали они спорить и наконец порешили, что на следующий день витязи будут состязаться с ним в питье, и Ингиальд поручился своею головою в том, что странник одолеет их.

Проснувшись на следующее утро, вспомнил он всё, что было, и рассказал Одцу. Очень был недоволен Одд тем, что случилось, но так как Ингиальд прозакладывал свою голову да ещё из-за такого пустяка, то, делать нечего, согласился.

Король, узнав, что вечером, после его ухода, будет состязание в питье, позвал свою дочь и воспитателя её, советника своего Гарека, и сказал им, чтобы они хорошенько наблюдали за странником, так как, вероятно, на этот раз удастся им что-нибудь узнать о нём.

Вечером, после того как король ушёл к себе, дочь короля и Гарек переменили места и сели поближе к Одцу. Тогда встали со своих мест Сиольф и Сигурд и, взяв рога, подошли с ними к Одцу.

— Послушай, странник, — сказал Сиольф, — сдаётся мне, и я готов поклясться в том тем Богом, в которого ты веришь, что есть у тебя ещё другое имя, кроме Видфёрулля!

— Да, — отвечал Одд, — и если вам так хочется узнать моё другое имя, то я скажу вам: меня зовут Оддом.

— Ну, это имя вдвое лучше того, — сказал Сиольф и подал ему рог, а сам запел: — Одд! Не разбивал ты панцирей в битве, когда победили мы короля вендов; одетое в шлемы войско отступало, битва гремела, пламя охватило город.

Подал тогда ему Сигурд второй рог и тоже запел:

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное