Олег Вещий. Великий викинг Руси

Итак, летописную фразу «от рода ему суща» историк понимает как указание не на родство Олега и Рюрика, а на свойство, то есть родство по браку. Каковы были основания для этого вывода? Василий Никитич ссылается на «Раскольничью летопись» (Раскольничий манускрипт), некий летописный текст, который был в его распоряжении. Затем это предположение подтвердила и так называемая Иоакимовская летопись, полученная им, по его утверждению, в 1748 году. Татищев приводит выдержки из неё, включая сведения, которые не содержатся у «Нестора», и среди этих дополнений обнаруживается следующее: «Рюрик по отпуске Оскольда бе вельми боля и начат изнемогати; видев же сына Ингоря вельми юна, предаде княжение и сына своего шурину своему Ольгу, варягу сусчу, князю урманскому»[40]. В этой же «летописи» указывалось, что именем Ольги было первоначально Прекраса, она происходила из Изборска и была «от рода Гостомысла», а Олег, выдав её замуж за Игоря, переменил ей имя и «нарече во свое имя Ольга». Так, согласно неким летописным текстам — а Иоакимовскую летопись Татищев приписал первому новгородскому епископу Иоакиму Корсунянину и считал очень древней, — Олег оказывался не только шурином Рюрика, но и князем «урманским», то есть норвежским, давшим к тому же имя княгине Ольге.

Все эти сведения отразились во второй редакции второй части «Истории», над которой Татищев работал в конце 1740-х годов. Здесь в летописном тексте Олег назван «сродником» Рюрика, а в примечании сказано: «Олег здесь именуется сродником, а у Иоакима шурином, равно в Раскольничьем манускрипте — вуем Игорю; в Прологе же, в житии св. Ольги, дядею Ингорю, то есть братом Рюрику, именован»[41]. Как видим, у Татищева появился и третий источник — житие княгини Ольги (явно позднее). Какова же достоверность имевшихся у Татищева летописей? Тут, к сожалению, возникает больше вопросов, нежели ответов. Иоакимовская летопись, по-видимому, представляет собой фантом, созданный самим Татищевым[42] или каким-то другим автором XVII или начала XVIII века. Таинственный «Раскольничий манускрипт», если он существовал в действительности, может относиться, скорее всего, к летописанию XVII века, причём украинского происхождения[43]. Следовательно, перед нами просто домысливание родственных связей первых князей, явно позднее и абсолютно недостоверное. Поэтому все рассуждения о том, что дядя по матери (на Руси действительно называвшийся «вуем») традиционно мог быть воспитателем сироты-племянника, и эта система авункулата, хорошо известная у древних народов, в том числе в Африке и Океании, присутствовала также и на Руси, повисают в воздухе. Никаких оснований считать Олега дядей Игоря по матери нет. Напротив, вслед за Повестью временных лет и древнейшими русскими летописями, Олега следует признать «родичем» Рюрика, то есть представителем того же рода, что и основатель княжеской династии.

Что же можно сказать о реальной генеалогии Олега? Ясно, что он был варягом, то есть скандинавом. Его скандинавское происхождение не отрицалось даже в советские времена, когда такой антинорманист, как академик Б. А. Рыбаков, признавал Олега «конунгом», шведом или норвежцем[44], правление которого на Руси было, впрочем, лишь кратким эпизодом в её истории: как и другие варяги-«находники», этот «временный» князь вскоре исчез с исторического горизонта. Определённые выводы можно сделать из анализа самого имени Олега. Имя это восходит к древнескандинавскому имени Helgi (женская форма Helga, то есть Ольга), которое соответствует прилагательному helgi, употреблявшемуся в христианский период в значении «святой». Однако это не значит, что такого слова не существовало в дохристианское время. Тогда helgi означало «священный», «сакральный», а применительно к образу конунга или героя сопрягалось также с духовной, сакральной целостностью и обладанием удачей[45]. В языческий период в скандинавской традиции, по подсчётам Е. А. Мельниковой, было около десяти персонажей, носивших это имя, «причём их подавляющее большинство так или иначе связано с героико-эпическим контекстом»[46].