Под 884: «Иде Олегъ на северяне, и победи северяны, и възложи на нь дань легьку, и не дасть имъ козаромъ дани платити, рекь: "Азъ имъ противень, а вамъ не к чему"» («Пошёл Олег на северян, и победил северян, и возложил на них лёгкую дань, и не велел им платить дань хазарам, сказав: "Я враг их, и вам (им платить) незачем"»).
Под 885: «Посла кь радимичемъ, рька: "Кому дань даете?" Они же реша: "Козаромъ". И рече имъ Олегъ: "Не дайте козаромъ, но мне дайте". И въдаша Ольгови по щьлягу, яко же и козаромъ даяху. И бе побладая Олегъ поляны, и деревляны, и северяны, и радимичи, а съ уличи и теверци имяше рать» («Послал (Олег) к радимичам, спрашивая: "Кому дань даёте?" Они же ответили: "Хазарам". И сказал им Олег: "Не давайте хазарам, но платите мне". И дали Олегу по щелягу, как и хазарам давали. И властвовал Олег над полянами, и древлянами, и северянами, и радимичами, а с уличами и тиверцами воевал»).
Как показали исследования А. А. Горского, эта информация не является плодом некоей реконструкции летописца, а восходит к устным преданиям об Олеге[149]
, а значит, является вполне достоверной. Она подтверждается и независимыми источниками, а её устный характер отразился и в такой особенности, как прямая речь и диалоги Олега с племенами[150] (то же самое, кстати, относится и к преданию о захвате Киева, в котором приводятся слова Олега, обращённые к Аскольду и Диру). В летописном рассказе важны следующие детали: с древлянами Олег воюет и покоряет («примучивает») их, с северянами — воюет и побеждает их, а с радимичами решает дело мирным путём. Таким образом, летописец рисует три разные «степени» самого процесса подчинения: наиболее жёсткий (покорение, в случае с древлянами), средний (победа, в случае с северянами) и мягкий (мирное подчинение, в случае с радимичами). При этом рассказ строится от наиболее жёсткого к наиболее мягкому — как бы по «нисходящей». В этом, конечно, ещё один признак того, что предание бытовало в устной традиции. Однако можно ли на этом основании усомниться в достоверности самих этих процессов? Древляне вообще летописцем (трудившимся в киевском монастыре) отчётливо противопоставляются полянам (уже в самом начале, в недатированной части, во «введении» Повести временных лет) — это противопоставление образует одну из важных конфликтных линий начальной летописи, линию, закончившуюся жестоким разгромом и окончательным подчинением древлян княгиней Ольгой. Поэтому стремление древлян к самостоятельности и напряжённость в отношении с киевскими князьями, по-видимому, отражали некое реальное положение вещей — именно поэтому они и оказались «примучены» Олегом. Радимичи, как показывают археологические находки, были «намного менее многочисленной группировкой, чем северяне, и, соответственно, должны были быть слабее в чисто военном отношении»[151]. Вероятно, они и не могли оказать какого-либо существенного сопротивления. Северяне же были более многочисленны и занимали очень важный для Поднепровья регион, контролируя существенное в торговом отношении Подесенье. Справиться с ними, очевидно, можно было только военным путём. Племенным центром северян был Чернигов, раннее городище которого (в пределах Детинца) и посад формируются с конца IX века[152].Примечательно определение дани, возложенной Олегом на подчинённые племена. Повесть временных лет в статье под 859 годом отмечает, что хазары «имаху (дань) на полянех, и на северех, и на вятичех, имаху по белей веверице от дыма». Следовательно, поляне, северяне и вятичи находились в зоне хазарского контроля и вынуждены были платить дань. Полян от хазарской дани освободили ещё Аскольд и Дир, северян — Олег, а вятичи до эпохи Святослава Игоревича оставались вне влияния киевских князей. Кроме того, дань хазарам, как видим, платили и радимичи, которые также были освобождены от неё Олегом. Согласно известию 859 года, дань взималась «от дыма», то есть от домашнего хозяйства, от каждой семьи. Чем брали дань? На этот счёт в исторической науке высказывались разные точки зрения — как понимать само словосочетание в летописном тексте: «по беле и веверице» (то есть по серебряной монете и белке) или же «по белей веверице» (то есть по белой веверице, зимней белке). Явное противопоставление «белой веверицы» и «чёрной куны» (как и некоторые другие детали) вроде бы подтверждает второе толкование.