Читаем Олег Вещий. Великий викинг Руси полностью

Ещё менее убедительно сопоставление щита Олега со щитами воинов, повешенными на стены Тира в библейской Книге пророка Иезекииля: «Перс и Лидиянин и Ливиец находились в войске твоём и были у тебя ратниками, вешали на тебе щит и шлем; они придавали тебе величие» (27:10). И далее: «Сыны Арвада с собственным твоим войском стояли кругом на стенах твоих, и Гамадимы были на башнях твоих; кругом по стенам твоим они вешали колчаны свои; они довершали красу твою» (27:11). Не говоря уже о том, что щиты в этом тексте — лишь один из предметов вооружения, и вешались они не на ворота (по-видимому, в знак защиты города[261], если только это не было обычным явлением, когда воины вешают своё вооружение в мирное время, соотнесённое с образом города в целом), сопоставление на основании одного, вырванного из контекста слова не кажется убедительным[262]. Тем более нет никаких оснований интерпретировать вывешивание Олегом щита на воротах Царырада (реальное или мифическое) в качестве знака того, что князь завоевал город. Летописный текст не оставляет сомнений в том, что это — знак победы, как понимал это сам составитель Повести временных лет (и как, возможно, считалось и в её устном источнике). Хотя город и не был захвачен, но Олег, бесспорно, мог считать себя победителем, принудив византийцев к миру и получив богатый выкуп.

Интересная гипотеза относительно Олегова щита связывает его символическое водружение с народной этимологией родового прозвания скандинавской династии Скьёльдунгов, где исходный компонент мог пониматься в значении «щит» (skjold). Поскольку с большой вероятностью возможно происхождение из рода Скьёльдунгов Рюрика (которого можно отождествлять с конунгом Рориком Ютландским), а Олег назван в летописи «родичем» Рюрика, то он мог также принадлежать к этой династии. Такая интепретация символического смысла Олегова щита сомнительна, но вполне возможна[263].

Добыча Олега, судя по летописному сообщению, была действительно большой: «И приде Олегъ к Киеву, неся злато, и паволоки, и овощи, и вина, и всякое узорочье». Золото, ткани (паволоки), вина и плоды упоминаются в качестве предметов византийской торговли и в известии Повести временных лет под 969 годом. Упоминания о них вложены летописцем в уста князя Святослава Игоревича, рассуждающего о преимуществах Дунайского региона и захваченного им города Переяславца. Эти перечисления, по всей видимости, отражают реальность — золото и дорогие ткани были любимыми трофеями викингов, судя по скандинавским сагам. Олег действовал вполне в традиционном русле норманнской военной активности своего времени.

Весь летописный рассказ о походе на Константинополь заканчивается как бы итоговой фразой: «И прозваша Олга — вещий: бяху бо людие погани и невеигласи» («И прозвали Олега Вещим, так как были люди язычниками и непросвещёнными»)[264]. Основанием для этого послужили военная хитрость Олега (корабли на колёсах), позволившая добиться главного результата похода, и разгадка коварного замысла греков (отказ от отравленных еды и питья). Эта заключительная фраза ясно обнаруживает устный источник всего повествования о царьградской кампании в виде предания, бытовавшего в дружинной среде. Но поход 907 года сопровождался, судя по летописи, ещё одной, очень важной деталью, а именно установлением предварительных условий мирного договора.

Вообще подлинный текст мирного договора Олега с Византией включён в Повесть временных лет в статью 6420 года, а поскольку эта датировка сентябрьская, то этот год соответствует промежутку с 1 сентября 911 года по 31 августа 912 года. Действительно, текст договора содержит точную дату его заключения — 2 сентября 6420-го, то есть 911 года. Но в статье 907 года также говорится об условиях некоего мирного договора. Мир был заключён в Константинополе, и летопись перечисляет имена Олеговых послов — Карла, Фарлафа[265], Вермуда, Рулава и Стемида. Те же имена перечислены и в преамбуле договора 911 года — это первый, третий, четвёртый, пятый и пятнадцатый (последний) послы отруси. Цари, с которыми заключает мир Олег— это Лев и Александр, договор же 911 года составлен при императорах Льве, Александре и Константине, что точно соответствует политической ситуации в Византии именно в этот момент (что понятно, поскольку текст договора — подлинный, переведённый с греческого языка). Константин (а это известный император Константин VII Багрянородный) был венчан своим отцом Львом VI на царство ещё младенцем 9 июня 911 года или даже 15 мая 908 года (он родился в 905-м), став тем самым третьим императором[266].

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное