Читаем Олег Вещий. Великий викинг Руси полностью

Однако скандал на этом не закончился. Масла в огонь подлил небезызвестный критик Владимир Васильевич Стасов (1824–1906), уже тогда работавший в Императорской публичной библиотеке. В том же 1860 году в журнале «Русский вестник» (в рамках раздела «Современная летопись») он под псевдонимом «Ст. Владимиров» опубликовал заметку «Учёный скандал. Письмо к редактору»[518]. Тем самым Стасов вынес сугубо, казалось бы, научный вопрос за рамки узкопрофессионального сообщества, сделав из него общественно значимые выводы. Автор описал суть произошедшей полемики, а далее обрушился со свойственной ему горячностью на «заграничного» «учёного» Кёне. Стасов предположил, что Кёне прекрасно понял свою ошибку, но что его упорство объясняется исключительно самомнением и карьерными соображениями. Сам факт публикации статьи в немецком издании Стасов подверг сокрушительной критике: «Ему нужна жалоба и донос на постыдную русскую науку и постыдных русских учёных, которые вздумали читать латынь по-русски». Далее он восклицал: «Разве всё это дозволительно? Разве нам нужны здесь такие люди, которым нет ни малейшего дела не только до нашей науки, до наших памятников, но собственно говоря ни до никакой на свете науки, ни до каких на свете памятников, и которые однако же являются к нам просвещать нас по многим статьям, им известным, как они уверяют, и живут у нас только для того, чтобы находить всё у нас нелепым и бестолковым, и жаловаться потом в своей Vaterland — если только у них есть Vaterland! Разве нужно нам терпеть здесь людей, которые являются под титлом учёных, которые потом вовсе такими не оказываются, а вместо того ухитряются пустить у нас порядочные корни везде, где их влияние может быть только вредно? Нет, они нам не нужны; но зато, кажется, мы им крепко нужны. Вспомним, что этого сорта индивидуумы особенно сильны по части практической, и необыкновенно ловки по части искусства свивать себе тёплые гнёзда». Таким гнездом для Кёне Стасов, очевидно, считал Департамент герольдии Сената. Он обрушился и на практическую геральдику, полагая, что заниматься ею в современной жизни — «просто дело постыдное». Тут нужно заметить, что сам Владимир Васильевич в своё время несколько лет прослужил секретарём в Департаменте герольдии и, по-видимому, вынес подобные умозаключения из опыта этой службы. В целом же направленность этой статьи ясна — Стасов всю жизнь горячо отстаивал всё национальное в противовес европейскому влиянию на русскую культуру.

Как бы то ни было, репутация Кёне в научной сфере оказалась подмочена. И хотя он впоследствии осуществил некоторые полезные научные исследования, среди которых особенно важным было открытие истории приобретения Екатериной II картинной коллекции у берлинского коммерсанта И. Э. Гоцковского в 1764 году — тем самым было положено начало Эрмитажу и именно эта дата считается датой его основания, — в истории русской нумизматики «монета Олега» осталась ярким и незабываемым казусом.

В шуточных (и во многом несправедливых) стихах археолога Е. Е. Люценко, написанных в 1870-х годах, среди прочего о Кёне говорится так:

Не он ли где-то отыскалМонету мнимую ОлегаИ с ней нечаянно попалВ болото топкое с разбега,Откуда выбраться не мог,Своё отстаивая мненье.Хвала, тебе, археолог,Науки русской украшенье!


Приложение 2

Сага об Одде Стреле


В конце XIX века в Петербурге вышли три тома замечательного издания «Западноевропейский эпос и средневековый роман в пересказах и сокращённых переводах с подлинных текстов О. Петерсон и Е. Балобановой». Во втором томе, посвящённом Скандинавии, в числе других литературных памятников был опубликован и перевод «Саги об Одце Стреле». Таким образом, русский читатель впервые познакомился с текстом этой саги, имеющей большое значение для истории Древней Руси. Особенно важно, что сам перевод был сделан с научного издания саги, осуществлённого голландским лингвистом, специалистом в области древнескандинавской литературы Рихардом Константом Буром (1863–1929) незадолго до этого, в 1892 году. В основу перевода легла краткая (то есть наиболее ранняя по времени) редакция саги (начало XIV века). В этой редакции отсутствуют интерполяции, непосредственно связанные с Русью, однако имеется легенда о смерти Одда, роднящая текст саги с древнерусским летописным преданием.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное