Олений заповедник

– Зачем тебе понадобилось расхаживать с Иленой под носом у Г.Т. в тот вечер, когда он устроил прием? – спросил Колли. – Ты и представить не можешь, какая это была ошибка. Прежде всего почему, ты думаешь, он тебя пригласил?

– Я так и не понял почему.

– Чарли, несмотря на свой ум и свою проницательность, ты всегда неправильно воспринимал Г.Т. Он хочет быть людям отцом, а ты такой возможности никогда ему не давал. За два часа до начала того приема, когда я даже еще не знал, что ты приглашен, Г.Т. сказал мне: «Я хочу реабилитировать Чарли». Это были его слова.

– Ни больше ни меньше. – Чарли осушил свой стакан и налил себе еще. – Я полагаю, он уберет меня из черного списка?

Муншин кивнул с умным видом.

– Он устроит так, что ты дашь показания на закрытом заседании. И никто никогда не узнает, что ты сказал.

«Какие они умные», – подумал Айтел. Закрытое заседание, несколько строк на последней странице газеты, и он может возобновлять свою карьеру. Журналистам светской хроники скажут быть к нему подобрее.

– Г.Т. – человек жесткий, – сказал Муншин, – но и одинокий. В глубине души ему не хватает тебя. Он пригласил тебя на этот прием, потому что задумал выпустить картину, которую только ты мог бы снять.

– Серджиус говорил мне, – сказал Айтел. – Мюзикл, действие которого происходит в пустыне.

– Беби, ты не прав. Я все время твержу тебе: ты не понимаешь Г.Т. – Колли выбросил палец. – В мозгу его засела мысль сделать картину о Серджиусе О'Шонесси.

Вот за это стоило выпить.

– Я слеп, – произнес Айтел. – Я такой картины не вижу.

– Ты просто заржавел. Наш красавчик – герой войны, на его счету десять сбитых самолетов.

– Три самолета, Колли, а не десять. Порасспроси-ка Серджиуса, возможно, он расскажет тебе, что чуть не свихнулся.

– Подавай на меня в суд, если я немного приврал, – сказал Муншин. – Главное в сюжете не то, сколько самолетов сбил Серджиус, а то, что младенцем он был оставлен на ступеньках приюта для сирот. Можно найти что-либо более стоящее для кино?

– У меня это вызывает возмущение.

– Начнем с его матери, – сказал Муншин. – Я представляю себе ее девочкой-подростком. Это было бы идеальным началом. В первых кадрах можно показать, как она кладет двухмесячного младенца на ступени этого приюта и нажимает на звонок. И, плача, убегает. Дверь открывается – скажем, ее открывает старик привратник и видит записку, приколотую к пеленкам. Так представляет себе это Г.Т. «Мне хотелось бы, чтобы у моего ребенка были имя и фамилия, – говорится в записке, – но поскольку фамилии нет, зовите его, пожалуйста, Серджиус, потому что это красивое имя». – Лицо Муншина светилось восторгом, словно он смотрел на бриллиант «Кохинор». – Разве можно упустить такое? – сказал он. – «Серджиус, потому что это красивое имя». Начни с этого. А дальше – он идет на войну и становится героем. Сирота – и герой.

Айтел вполне мог этому поверить. Один, два, три раза в год Германа Тепписа посещает вдохновение, и затем кому-то предстоит превратить его идею в фильм. Отправных данных может быть куда меньше, чем «сирота становится героем». Несколько лет назад Теппис вызвал однажды утром к себе Айтела и сказал: «Я задумал картину. «Возрождение». Сними этот фильм». Айтелу удалось переориентировать Тепписа на другого режиссера, и фильм вышел под другим названием, но вдохновение, посетившее Тепписа, заставило сотрудников «Сьюприм» мучиться целый год. В общем-то можно и так делать фильмы, тем более что большинство идей Тепписа приносили прибыль.

– Так что скажешь? – спросил Муншин.

– Эта история не имеет никакого отношения к Серджиусу. Я не понимаю, почему ты хочешь купить у него права на нее.

– Он никогда не сможет подать на нас в суд. Так что дело не в этом. Только взгляни на сюжет. Он дурно пахнет. Никто такому не поверит, если история не будет развиваться вокруг реального персонажа. Наличие реального человека заинтересовало Г.Т. Дело в рекламе.

– Я не верю, что Серджиус продаст тебе права, – сказал Айтел.

– Ты так думаешь, а я думаю иначе, – возразил Муншин. – Он может с этого иметь двадцать тысяч долларов.

– В таком случае почему же ты с ним не поговоришь?

Муншин издал глубокий вздох.

– Слишком поздно. Ты же знаешь, как бывает с увлечениями Г.Т. Он хотел, чтобы ты снимал картину, потому что Серджиус стал бы сотрудничать с тобой. Теперь все лопнуло. Надо было тебе ни с того ни с сего оскорбить Г.Т.!

– В таком случае, Колли, зачем ты ворошишь прошлое?

– Зачем? Сам не знаю. – Муншин сунул палец в ухо и усиленно им покрутил. – Возможно, потому, что у меня в мозгу сидит одна идейка, – заявил он. – Если мы сумеем уговорить парня дать о'кей, мне кажется, Чарли, я еще смог бы уговорить Г.Т. поставить тебя режиссером.

Айтел рассмеялся.

– Иными словами, ты хочешь, чтобы я убедил Серджиуса, что это хорошая идея.

– Я хочу, чтобы ты помог мне, а заодно и себе.

– Словом, все в выигрыше, – сказал Айтел. – У Серджиуса снова появляются деньги, я снимаю картину, а ты приносишь Г.Т. то, за чем он тебя сюда послал.

– Если хочешь так считать, да.

– А что, если Г.Т. не поручит мне режиссуру?