Кажется, говорит, что это традиция такая. У меня вырвался выдох облегчения: головой юнга не повредилась, и это радовало.
Она была в своем красном платье, ныне выглядевшем более чем плачевно, в моей куртке и в туфельках, совершенно неуместных в средней полосе в такое время. Одна рука – в гипсе, остальное просто перевязано на местах многочисленных ссадин и ушибов.
Горло перехватывало от ее усилий не выдать боль. От вымученной улыбки. Невероятного оптимизма. И бесконечной веры в меня.
Пожав хрупкими плечиками (и конвульсивно дернувшись от этого движения), Челеста пробормотала под нос:
– Ки нон ведэ иль фондо нон пасси ль аква.*
*(
Я потянул с шеи медальон.
– Потерпи, если будет больно. Надеюсь, это недолго.
Наступать на прежние грабли? Увольте. Проведем эксперимент. Развязав веревочку укротителя корабля, я разулся и прилег рядом с девушкой.
Челеста заинтригованно наблюдала за моими манипуляциями. Страха не заметно, что логично: если кто-то помогает ей, пока она в таком положении, то это, с большой долей уверенности, друг. И предыдущие мои действия тоже, как мне кажется, показывали, что я больше друг, чем наоборот. Намного больше.
Я продел веревочку под напрягшейся девичьей шейкой, голова прижалась к голове, и завязки медальона, надетого теперь на две шеи, соединились.
На минуту мы застыли. Челеста молчала, прислушиваясь к ощущениям. И я молчал.
Мысли после бессонной ночи уныло ворочались. Ворочались-ворочались – и остановились.
Проспал я недолго, но почувствовал себя только что родившимся. Мгновенно вспомнилось все.
Вокруг ничего не изменилось. Во мне тоже. Все члены и чувства функционировали, как заложено природой, никто в их работу не вмешивался.
Я осторожно отвязал веревочку, вытянул и закрепил на себе, лишь после этого нашлись силы улыбнуться недоуменно моргавшей девушке. Она боялась пошевелиться без моей команды.
– А ну, давай руку.
Челеста не успела даже испугаться, когда я весело потянулся за ножом. Несколько надломов и перепиливающих надрезов – и остатки гипса свалились под ноги.
Взмахнув по волшебству вылеченной рукой, девушка вскочила и скакнула совершенно не болевшими ногами. Глазищи выпучились, как у улитки, у которой сперли домик:
– Дио, квесто э ун мираколо!*
*(
Вымазавшихся в гипсе нас можно было принять за туземцев какого-то человеколюбивого (в прямом смысле) племени. А засохшая кровь рассосалась, будто не было.
– Димэнтико ке авево маль ди дэнти. Нэ нон о адэссо. Кон ун кольпо ди бакетта маджика!*
*(
– Другие бинты сама снимешь. Там. – Я указал на туалет. – Потом халат надень. Андестенд?
Пантомима, что сопутствовала словам, оказалась убедительной.
– Йес!*
*(
Через пару минут пыхтящих стараний из проема туалета высунулась вопрошавшая о чем-то головка:
– Че нелла поссобилита ди фарэ ля дочча?*
*(
Фареля доча? Кроме дочки форели ничего в голову не приходило. Видя в моем глупо мигающем взгляде лишь непроходимую тупость, Челеста вылезла до пояса и изобразила падающую с потолка воду всеми доступными средствами – шумящим голосом, быстро опадающими на голову руками и растиранием тела.
– Душ? – дошло до меня. – Хе. Да пожалуйста. Это вот здесь. – Указательный палец ткнул в будуар.
Прикрытая халатиком, Челеста подошла к спальной выемке в стене, удивленное личико заглянуло туда.
– Э ун скерцо?*
*(
Я едва удержался от мальчишеского озорства и чуть не врубил ливень в тот же миг, чтобы посмотреть, как некогда произошедшее со мной смотрится со стороны.
– Тогда мне надо выйти. – Я показал на себя и на улицу. – И у тебя будет доча форели.
– Си-си! – последовал радостный отклик.
Корабль отворился. Ноги уже выносили меня в люк, когда сзади донесся визг накрытой потоком девушки. Смилостивившись, я сделал воду теплей и вышел окончательно.
На лесной опушке дел не нашлось. Где-то сверху промчался реактивный лайнер, за ним, как шнур за утюгом, тянулся видимый след. Я презрительно скривил губы: тоже мне, чудеса технологий. Чудеса – летать как и куда хочется, не думая о заправках и ремонте, а технологии – делать это невидимо. С точки зрения создателей моего корабля человек недалеко ушел от обезьяны. Если вообще ушел.
Снова кольнуло: «моего». Наивный.
Интересно, пропустит ли корабль сквозь себя неодушевленный посторонний предмет, когда внутри кто-то находится? Рука потянулась к камешку. Стоп, а если эксперимент удастся? Вернее, если не удастся? Вернее… Короче, что делать, если каменюка тюкнет гостью, а не отскочит от невидимой обшивки?
Думаю, будь внутри обладатель медальона, корабль его как-нибудь защитил бы. Но Челесту… Пусть даже она гость официально приглашенный, но для корабля – человек посторонний.