Ольф. Книга третья

«Спасибо поэтам, что они есть. Или были. Главное, что они умели облечь в красивые формы не совсем красивые слова и поступки, иногда совсем некрасивые, прямо скажем — гадкие и похотливо-пошлые, мерзкие, не приличествующие нормальному человеку, который считает себя культурным и нравственным. Иначе мы утонули бы в море прямых и режущих по живому чудовищных фраз, льющихся из уст ничего не стесняющихся соплеменников — если бы не они, Пииты, властители дум и душ, проводники высоких идей, вечно живые включенные лампочки Ильича. Но обидно, когда кто-то из самозваных творцов (до хоть я, например) присваивает себе звание единственного кто разбирается в жизни. Вот Милновский Винни-Пух, первый рэпер-фристайлер в истории, на ходу сочинявший свои шумелки, пыхтелки, кричалки, сопелки и вопилки, не настаивал, что несет в своем творчестве всю мудрость мира. Наоборот, при первом же удобном случае сей гений словотворчества отмечал, что в голове у него не мозги, а опилки. Современным авторам шумелок и пыхтелок, расползающихся по сети, такие чуткость и скромность совершенно не свойственны, каждый мнит себя гением. Вот, повторюсь, опять же, я. Что ни текст, то размашисто-длинное неудобоваримое откровение, грешащее однобокостью и дилетантизмом. Философ, блин. Гегель недоделанный. Как будто легко понять, что я хочу сказать. Как того же Гегеля. И… Смутная и кошмарно-смелая мысль: а сам-то — понимаю?! О чем вещаю? Что хочу и имею сказать?

Проору во все горло, чтобы потом не повторяться: я ничего не хочу сказать и, тем более, ничему не учу. Я фантазирую, а уж как получается — Бог мне судья. Если выходит неплохо — я рад. Если отвратительно — рад буду переделать и извиниться за неудачность или неуместность того, что вырвалось. Но — прошу отметить — вырвалось от души, от всего сердца, от того, как она и оно все воспринимают, думая, что понимают правильно. Что, как мне кажется, в какой-то мере должно меня прощать. В общем… К чему я все это?

Прошу прощения. За все».

И опять я не отправил Любе написанное. Из-за общего духа и, особенно, из-за концовки. Если человек просит прощения – значит, в чем-то виновен. Возникнет вопрос «в чем?»

Есть знаменитое изречение: «Если твой глаз соблазняет тебя – вырви его». Поступай я так, остался бы слепым. Из-за недоступности Любы глаза и прочие части тела искали удовольствий на стороне. Вчера судьба подкинула мне их вдоволь. Когда мои работы на основной площадке и окружающих территориях были закончены, Маша, как и Люба-номер-два в той же ситуации, развернулась ко мне тылом и встала на четвереньки.

С Любой-номер-два я на этом этапе сломался. С Машей сломаться было нельзя. От помощника требовалась помощь, меня попросили решить казавшуюся нерешаемой проблему – я помогал. Ничего личного.

Фотографирование для портфолио показалось детскими цветочками. Я не верил в то, что происходило, а от меня ждали действий. Помощи.

Ох, Маша. Ух, Маша! Эх, Маша… Как шутливо говорил папа, глядя на маму, «ах, какая женщина, мне б такую». Сознание заклинило в чувственном трансе.