Ольф. Книга третья

Маша приблизилась вплотную, встав над моими коленями, чтобы грудь оставалась на уровне моего лица. Холод сливок заставил живые пипки окоченеть и заостриться. Я продолжал слизывать, с каждым разом все усерднее.

– Для удобства разрешаю держать посуду руками.

Посуду? Ах, да. Я взял «посуду» в руки.

Опыт действительно был новым и ни с чем несравнимым. Сейчас мне было все равно, что подумают другие, в этот миг здесь были только я и посуда со сливками. Посторонний мир исчез. Язык старался, он коварно размазывал белую пенку, чтобы увеличить площадь и время слизывания. Владелица «посуды» не возражала, ее, как мне кажется, забавлял мой взбурливший энтузиазм. Не знаю, я не видел ее лица. Все, что мне нужно, было у меня в руках и перед глазами. Оказалось, что большего для счастья не требуется. Взгляд упивался тугой статью, уютной белизной и удивленно подглядывающими довольными клювиками. Пульс отбивал строевой марш, мышцы и нервы звенели от напряжения. Заворочались закованные в кандалы приличия пещерно-дремучие монстры. Хорошо, что они закованы.

Когда левое блюдо опустело, рука осталась на нем, обрамлением растопыренных пальцев вбирая в себя пульсацию сердца. Мне кажется или наши сердца действительно бьются в унисон? А если они войдут в резонанс? В былые времена от резонанса строевого шага рушились железобетонные мосты. Что обрушат настроенные на одну волну два разнополых тела?

Мираж развеялся. Люба. У меня есть Люба. Один раз я сломался под давлением обстоятельств и алкоголя, нельзя допустить повторения. Тем более, с Машей. Я осознал, где нахожусь и что, к своему ужасу, делаю. И куда это ведет.

Лучше поздно, чем никогда.

– На работе ты клиентов кормишь так же? – Я отстранился. – И насколько понимаю, не только с груди?

Для портфолио Маше требовались снимки, на которых она лежала без одежды.

– У тебя интонация ревнивого мужа. Или… Прости, не поняла сразу. Тебе завидно, что кто-то может себе такое позволить, и ты хочешь тоже? Ну… Полностью голой ты меня уже видел, и, если действительно хочешь…

В эту минуту я понял, почему некоторые мужчины бьют женщин. Конечно, рука у меня на Машу не поднялась бы, но позыв был, и внутренний голос отчаянно взвопил: «Женщин бить нельзя, даже если они такие глупые и бессовестные, глупость и бессовестность – не преступление». Затем он подумал, мой внутренний голос, и добавил: «Это хуже преступления».

– Хватит. – Я спихнул Машу с моих коленей. – Забудем все, что здесь было.

– А ты сможешь?

– Маша, это переходит все границы.

– Не любишь заграницу?

Шутить в такой миг – значит, напрочь потерять чувство меры.

– Я говорю серьезно.

– Знаешь, дорогой Алик, обидеть Машу может каждый, не каждый может убежать. Не делай меня крайней. Твои тараканы в голове – только твои, не переноси свою дружбу с ними на весь мир.

– Маша, жизнь – не перечень удовольствий.

– А что? Список дел?

Отвечать смысла не было, Маша не поймет. Я вытер лицо тряпкой, игравшей роль повязки на глаза, и направился к себе.

Гнусный голосок внутри вопил: «Опять ты все испортил! Зачем ты отказался?! Ты хотя бы понял, что тебе предлагают?!»

Понял. Но у меня есть Люба.

Вслед мне неслось:

– Думаешь, я всю жизнь только развлекаюсь?

Только бы не втянуться в спор. У женщин есть непробиваемый аргумент – слезы. Не логикой, так эмоциями Маша своего добьется. Надо молчать.

– Да, с виду у меня не жизнь, а сплошное купание в шоколаде. Ага. С виду. Если не внюхиваться.

У меня тоже. Свою жизнь мы сами сделали такой, какая она есть. Но у меня впереди шоколад, а у Маши…

Я вошел в свою комнату и с силой захлопнул за собой дверь.

Она не захлопнулась до конца. По ушам ударил вскрик-вопль на частоте ультразвука. Оказывается, Маша со своими доводами бросилась за мной, она протянула руку… Дверь прищемила ей пальцы.

Я выскочил наружу. Побледневшая Маша стояла у порога с испуганно открытым ртом. Ее глаза пару-тройку секунд пустым взглядом смотрели на пальцы правой руки, ноги вдруг подкосились, и Маша мешком повалилась на пол.

Болевой обморок. Что делать?! Пока я набирал запрос в поисковике, Маша зашевелилась. Я отбросил телефон.

– Жива? Все хорошо? Что с тобой?

– Я упала? Надо же.

Она опять посмотрела на прищемленные дверью пальцы. После долгого разглядывания что-то вспомнилось, губы вновь испуганно приоткрылись, взгляд прыгнул на часы.

Точно, ей же скоро на работу.

– Мне нужно в ванную. – Маша попыталась подняться.

– Я помогу.

Поддерживая за талию, я проводил ее в ванную.

Вот же незадача. Хотел сбежать от ненужного мне спора. Когда, наконец, пойму, что от спора с женщиной сбежать нельзя?

Через пятнадцать минут Маша позвала меня:

– Алик! Можешь подойти?

– Что? – спросил я, остановившись у внешней стороны двери.

Наверняка, требуется помощь. Угораздило же меня хлопнуть дверью, не посмотрев назад…

– Войди.

Я вошел. Маша сидела в набранной ванной, занавеска была открыта. На бортике ванной лежали флакончики и безопасная бритва, а на меня глядело умоляющее лицо: